В нашей разведывательно-диверсионной роте было десять легких бронеавтомобилей БА-20 и 4 средних БА-10, которые мы получили ещё с первым эшелоном, пригнанным Бульбой из Горького.
В конечном итоге, мы с Пителиным договорились, что приказы будем отправлять двумя броневиками, один из которых будет с пушечным вооружением. Вдруг, диверсанты на дорогах устроили засады, а на паре бронированных машин они запросто обломают себе зубы. Небольшое время, которое нам потребовалось, чтобы всё обговорить на случай непредвиденных обстоятельств было связано с тем, что все наши действия были уже давно распланированы и даже отработаны в процессе обучения. Во всём комплексе мер, которые бригада должна была предпринять, был только один новый элемент. Это теперешнее наше решение, посылать для передачи приказа не по одному, а по два броневика. Предупредив своего начальника штаба, что меня в ближайшие три часа может на месте не быть, что можно, и даже нужно при обострении ситуации действовать без меня, я направился к своей эмке, где уже должен был находиться Тарас.
К артскладу мы подъехали в 21–50, и сразу же вместе с Бульбой направились в кабинет интенданта 1 ранга. Начальник артсклада находился на месте, видимо, действительно ожидал меня. Когда я, прямо с порога стал на него наезжать, то почувствовал, хоть и молчаливое, но явное противодействие. Гаврилов, наверное, заранее подготовил себя и настроил на отражение этой словесной атаки. Хотя я действовал проверенным методом, всюду приплетая имена Сталина, Жукова и Павлова. Потом начал давить на его партийное чутьё, несколько раз повторив, что у меня личный приказ Мехлиса. По всем законам снабженческого жанра интендант 1 ранга должен был сдаться и открыть для нас свои закрома, но он стоял твёрдо, как скала, невозмутимо повторяя:
— Товарищ подполковник, ваша бригада уже давно перебрала все лимиты. Вы поймите, я обязан обеспечить боеприпасами все, закреплённые за артскладом подразделения. У вас боекомплект уже составляет 120 процентов, а у многих он не дотягивает и до 20.
— Гаврилов, и ты пойми, у тех, у кого 20 процентов бумажного боезапаса, у них и пушек-то нет. На хрена им нужны снаряды, если стрелять не из чего! Ну? К тому же, у нас бригада особая. Мы противотанкисты и будем сражаться на особо опасных направлениях, где попрёт самый сильный противник. Значит, у нас и расход снарядов будет намного больше, чем у обычной части. Так что, давай, помогай, интендант "дорогой", сам же понимаешь, что только мы реально сможем тормознуть немцев.
— А у нас с ними "пакт о ненападении", — тут же вывернулся Гаврилов.
В этот момент за окнами послышался шум подъехавших автомобилей. Стативко, думая, что это наши полуторки, пошёл на улицу, а я остался обрабатывать дальше упрямого интенданта. Когда я в очередной раз говорил Гаврилову, что судьбой 7-го ПТАБРа занимается лично товарищ Сталин, раздался стук в дверь, и в кабинет вошёл незнакомый мне капитан.
Когда он представлялся Гаврилову, я, молча, сидел, внимательно разглядывая этого капитана. Услышав, что его группу направили из 9-й железнодорожной дивизии НКВД для усиления охраны артсклада, я немного удивился. Даже не столько факту усиления охраны, а тому, что для решения этого вопроса направили капитана. Уж очень высокое звание было у этого человека. Я достаточно хорошо знал командира 58 полка этой дивизии Александрова. Звание у него было всего лишь капитан. Подразделение этого полка осуществляли охрану станций и мостов на близлежащих участках железной дороги. Это что же получается, командир полка капитан, и для охраны какого-то занюханного склада присылают цельного капитана, к тому же не из этого полка?
Мои размышления прервал Стативко. Заглянув в кабинет, он попросил меня на минутку выйти, чтобы разобраться с тем, какой калибр снарядов ему оформлять. В полном недоумении от его слов, я вышел в коридор. Когда закрыл дверь в кабинет Гаврилова, Бульба стал шептать мне в самое ухо:
— Товарищ подполковник, тут подъехали два грузовика, битком набитые красноармейцами, всё это очень подозрительно.
