Спустя полчаса она уже шла на север в одеждах, устаревших примерно на поколение, но боты со смешными застежками пришлись ей по ноге, а в кармане пальто звенело несколько золотых соверенов. Водитель грузовика подбросил ее до Саутгемптона и был слишком вежлив, чтобы поинтересоваться, что собирается делать в Нью-Форесте леди, наряженная, словно для костюмированного бала. До войны таких вещей не случалось.
Она села на поезд до Ватерлоо и пересекла Лондон на автобусе, прервав поездку для того, чтобы зайти к «Томасу Куку и сыновьям» и навести там справки насчет проезда в Восточную Африку. На Ливерпуль-стрит она успела на поезд 4:15 до Норвича как раз за несколько секунд до отхода. Брошюры от Кука могли и подождать. Она просматривала газеты, время от времени бросая взгляды на проносившийся за окном пейзаж. Если Англия и изменилась за эти два месяца, то, во всяком случае, гораздо меньше, чем она сама. Грипп-испанка свирепствовал снова, хотя и не в такой смертоносной форме. Он чуть не убил американского президента.
В другом мире он убил Зэца.
Ближе к вечеру она сидела в дребезжащем, чихающем такси. Самому водителю место было в музее. Он казался слишком древним, чтобы знать даже про железную дорогу, не то что про экипажи с двигателями внутреннего сгорания, и когда он попробовал заговорить с ней, полное отсутствие зубов вкупе с норфолкским выговором положили ее на лопатки. Хуже таргианского. Она поняла только, что это первый солнечный день за несколько недель и что такого жуткого апреля не было со времен Всемирного Потопа.
Магазины уже закрылись, но она могла обойтись и сардинами, а в мир выйти завтра. Лондон показался ей еще больше сумасшедшим, чем она его помнила. Только не Лондон!
И не Норфолк. Если она замкнется здесь в своем отшельничестве, наедине с воспоминаниями, уже через неделю она начнет заговаривать с тенями. Нет, уж лучше Африка. Чем она там будет заниматься, она не знала, но что-нибудь найдется. Там видно будет.
Единственное, чего она точно не будет искать, это любви. Трое мужчин меньше чем за три года! Она прямо Лукреция Борджиа какая-то. Прокаженная Мэри. Если сердце разбивать так часто, оно теряет способность заживать. Она не пустит больше в свою жизнь ни одного мужчину, ни за что.
Мафусаил затормозил у поворота к ее дому, возможно, не надеясь, что его колымага одолеет дорожную грязь в случае, если он поедет дальше. Она переплатила ему, и он, брызгая слюной, пробормотал слова благодарности и дотронулся до козырька. Его экипаж заскрежетал шестернями и уехал, угрожающе вихляя задним колесом.
Она поплелась по дорожке к дому налегке — судороги еще давали о себе знать. Мисс Пимм обещала ей полное отсутствие посетителей, и в грязи у крыльца и правда до сих пор виднелись отпечатки шин ее автомобиля. Сад… о Боже, сад!
Садом займемся завтра. Дом — это там, где сердце твое? Только не для нее, ибо ее сердце осталось в Таргвейле. Но и этот маленький домик радовал глаз. После всех этих недель сна в палатках и шатрах она будет чувствовать себя как в «Ритце». И вид у него уютный — из трубы идет дымок…
Даже разбитое сердце может выскакивать из груди не хуже любого другого. Даже не будучи следопытом из племени эмбу или меру, Алиса понимала, что эти отпечатки подошв свежие и что печка не топилась сама собой все эти два месяца, дожидаясь ее.
У порога стояли три пустые банки из-под краски. На крыльце — еще один грязный след башмака. Боже! Нет, спокойнее… Подумай хорошенько… Бежать все равно некуда. Думай, думай! Мисс Пимм? Готовит дом к возвращению хозяйки? Никто, кроме мисс Пимм, не знал про это место, но даже мисс Пимм не могла знать, что она возвращается именно сегодня, так что огонь… И след на крыльце от мужского башмака.
Слабые звуки музыки… Вот почему он не слышал такси. Он проигрывал одну из ее пластинок, Галли-Кучи, исполняющую «Un Bel Di Vedremo». Пока она слушала, голос понизился с сопрано до печального баритона, а потом вновь торжествующе взмыл вверх, когда он накрутил граммофон.
Совершенно обессиленная, Алиса могла только смотреть на закрытую дверь. Д'Арси, ужасная ошибка, концлагерь?.. Или Терри?.. Но корабль Терри пошел ко дну в Ла-Манше, а не где-то у далекого острова. Эдвард?.. Джулиан и Домми клялись, что нашли его тело и что оно сгорело у них на глазах…
