Он глубоко вдохнул и заставил себя опуститься обратно на скамью, дрожа, как от малярии.
— Зэц, должно быть, здорово удивился, когда его смертного врага доставили к нему связанным и беспомощным. Возможно, он даже заподозрил подвох. Но пока он был целиком поглощен картиной казни Экзетера, Пятеро использовали тот шанс, который подарил им Экзетер, и ту ману, которую он дал им, и убили Зэца!
Он замолчал, задыхаясь. Алиса положила руку ему на плечо.
— Вы хотите сказать, они действовали сообща? — с сомнением в голосе спросил Пинки. — Пятеро?
— Им пришлось! Эдвард не оставил им выбора, поскольку победители могли принять участие в дележе Зэцевой маны, так что ни один из них не мог себе позволить остаться в стороне. Они использовали свой единственный шанс разделаться с Зэцем. Шанс, который Экзетер подарил им без всяких условий.
— Я полагаю, это возможно, — подумав, неуверенно проговорил Проф. — Но… Можно ведь предположить, что у одного из них хватило порядочности, чтобы спасти жизнь Освободителя.
— У этой шайки? О нет! Они не знают, что такое благодарность. И они точно не хотели бы, чтобы Экзетер остался на свободе. Он умеет играть в их игру лучше любого из них. На следующий год он набрал бы еще больше маны, и тогда бы они все ходили перед ним на задних лапках — это в самом лучшем случае. Они избавились разом от двух людей, которых боялись больше всего. Уверен, они сейчас празднуют победу, упившись, как моряки в порту.
— Одно хорошо: они никогда не сделают больше ошибки, допустив человеческие жертвоприношения.
— Джулиан прав, — прошептала Алиса. — Видите ли, было ведь и еще одно пророчество. Цыганка сказала, что ему придется делать выбор трижды: между честью и дружбой, между честью и долгом, между честью и жизнью. Он каждый раз выбирал честь. Он знал, что должен умереть.
На этот раз пауза затянулась.
— Мне кажется, нам лучше говорить по-джоалийски, — сказал наконец Пинки. — Ваше преосвященство, братья, мы сейчас обсуждали злых чародеев и насколько они помогли Освободителю в его миссии. Мы пришли к выводу, что они, конечно, не помогали.
— Несомненно, они радуются сейчас в своей греховности, — величественно согласилась Элиэль. — Но добро все равно восторжествует, ибо такова воля Единственного.
— Да, восторжествует, — прохрипел Джулиан. Слезы катились по его щекам, и его слегка подташнивало. Он стыдился своего взрыва, стыдился того, что не мог скрывать свою скорбь так, как делали это другие. — И они ведь не знают силу идей. То, что оставил нам Д'вард, — это церковь, построенную на реальном историческом событии, тогда как языческие верования почти полностью состоят из легенд и вымыслов. Мы должны строить ее в память о нем. Будут еще и преследования, и мученики, но церковь будет питаться и расти на них…
— Кажется… — осторожно подал голос Пиол Поэт. Неизвестно откуда он достал кипу бумаг и начал рыться в ней. — Кажется, у меня есть… Ага! Да, вот те слова, которые Господин говорил о церкви. — Держа листок в опасной близости от свечи, а свой нос еще ближе, он начал читать:
— В Юргвейле, в бедродень Господин сказал:
«Разве церковь не живое существо? Она зачата в союзе, когда отец роняет семя в готовую взрастить его утробу. Она является на свет в крови и муках, и улыбаются те, кто слышит ее первый голос. Разве не подобна церковь ребенку, который растет и меняется, делает ошибки и учится? Разве не подобна церковь молодому человеку, горячему и полному решимости улучшить мир, но склонному к насилию? Разве не похожа церковь на мать, которая любит своих детей, но не балует их? Разве не похожа она на отца, который защищает и наставляет свою семью, стараясь не навредить ни ей, ни другим? Разве не похожа церковь на каждого из нас, способного жить в мудрости и сострадании к ближнему или погрязнуть в лени и бесцельной суете. Посему судите о верованиях так же, как вы судите о людях. Если они жаждут богатства, отриньте их. Если они лгут, отвернитесь от них; если они угрожают, гоните их. Если они убивают, причиняют боль или преследуют, ищите других советчиков, ибо ложный наставник страшнее невежества. И если они каются — простите их».