Не буду описывать само собрание. Оно мало чем отличалось от тех, что созывают другие американские компании, и представляло традиционный опыт массового очковтирательства и промывки мозгов, слегка замаскированный правилами хорошего тона, обычно царящими в обществах взаимного восхищения. Доклад и спичи были оптимистическими и монотонными, как песенка «Все хорошо, прекрасная маркиза» без ее иронического подтекста. Люди торопились в буфет, рвались к коктейлям, и мажордомы-устроители шоу охотно шли навстречу священным позывам суеты сует, понимая, что акционера, как и соловья, нельзя кормить одними баснями.
Да, описывать ежегодное собрание акционеров ИТТ, так сказать, «от» и «до» нет смысла. Я хочу рассказать лишь об одном небольшом эпизоде. В какой-то момент финансового богослужения по знаку, незаметно поданному Дженином, он, его вице-президенты и директора, сидевшие за длинным столом президиума, одновременно вскинули ноги и с грохотом обрушили их на зеленое сукно. Ноги жрецов ИТТ были обуты в белые баскетбольные кеды, на подошвах которых красной краской были выведены буквы. Сначала я, как, впрочем, и весь зал, вздрогнул от неожиданности. Придя в себя, я взглянул на красные буквы, бежавшие по белым кедам и зеленому сукну. Они складывались во фразу: «Новый год, быстрый старт». Зал взорвался бурной овацией. Акционеры неистовствовали. Можно было идти в буфет пить коктейли. Лисья мордочка мистера «Никаких неожиданностей» сияла от удовольствия. На ней холодно поблескивали бухгалтерские очки.
Жизненный старт самого Гарольда Сиднея Дженина был на удивление быстрым. Его ноги, обутые, правда, не в баскетбольные кеды, а в черные ботинки стиля «бизнес», протопали не одну сотню километров по заснеженному бумажным мусором паркету фондовой биржи Нью-Йорка. Он начинал в качестве биржевого пажа, то есть мальчика на побегушках, и в этом качестве испытал знаменитый крах 1929 года, травматическое влияние которого, как в дальнейшем революция на Кубе, имело первостепенное значение в формулировании принципа «никаких неожиданностей».
Биржа привила маленькому Дженину большую любовь к большим цифрам и компаниям. Его феноменальный бухгалтерский талант и не менее грандиозный пиратский аппетит сделали свое дело. Он взбирался по ступеням бизнеса с ловкостью горного козла. Все выше и выше: от «Лайбрэнд Росс Брос энд Монтгомери» через «Рэйтеон» к «Интернэшнл телефон энд телеграф». Рассказывают, что Дженин сменил «Рэйтеон» — гигантскую корпорацию в электронном бизнесе — на ИТТ в связи с тем, что ее президент Чарльз Фрэнсис Адамс, потомок великих американских государственных мужей, слишком уж зажился на белом свете, а Дженину, который был старшим вице-президентом, стукнуло пятьдесят лет и ему наскучило «иметь посредников между господом богом и собой». Тогда-то совет директоров ИТТ предложил Дженину ботфорты полковника Бенна, отправившегося в мир иной. Ботфорты, несмотря на их раблезианские размеры, оказались вполне по ноге их новому владельцу, и он бодро зашагал дальше и выше по кручам американского и мирового бизнеса.
Сейчас между мистером «Никаких неожиданностей» и господом богом уже нет никаких промежуточных инстанций. Общаются они по прямому проводу. ИТТ, разумеется. На Уолл-стрите саркастически посмеиваются: Дженин, мол, скоро самого всевышнего за пазуху заткнет; все дело, мол, в его будущем произношении. Каким быть ему — твердым, как у бога, или мягким, как у Иисуса[6]? А пока вопрос о произношении еще не решен, мистер «Никаких неожиданностей» председательствует не на небесах, а на двенадцатом этаже своей штаб-квартиры на Парк-авеню за специально по его проекту сконструированным столом в форме гигантской подковы, установленным в конференц-зале. Подкова не к счастью. Дженин не суеверен. Просто она дает возможность одновременно наблюдать за всеми апостолами. Ни один ангелок за крылышками другого не спрячется. Мистер Дженин не любит никаких неожиданностей. (Заседания за подковообразным столом сотрудники ИТТ за спиной шефа называют «святой инквизицией».)
Внешне Дженин мало чем напоминает легендарных баронов-разбойников эпохи первоначального накопления, массивных, как несгораемые шкафы, и громоподобных, как олимпийцы. Он скорее похож на гнома, вернее, на безбородый вариант пушкинского Черномора. Экстравагантный кабинет-салон в стиле Людовика XIV и портрет папы римского Пия XI достались ему в наследство от полковника Бенна, человека, любившего и умевшего пожить на широкую ногу, джентльмена в грандманере и неисправимого гурмана. Воцарившись в ИТТ, Дженин первым долгом рассчитал шеф-повара своего предшественника, великого искусника плиты, которого полковник сманил из парижского «Максима». Опечаленным директорам мистер Дженин назидательно заметил:
