Буддизм в русской литературе конца XIX – начала XX века: идеи и реминисценции - страница 21

Шрифт
Интервал

стр.

. Ромен Роллан, прочитав рассказы “Соотечественник” и “Братья”, пишет своей корреспондентке: “Само же его (Бунина. – О. С.) сознание, я чувствую, пронизано (вопреки его собственной воле) духом необъятной, непостижимой Азии”»[145].

В филологических исследованиях творчества Бунина конкретизируется и перечисляется ряд совпадений буддийских идей и мировосприятия Бунина. Так, Солоухина считает, что некоторые высказывания Бунина о частицах своего Я, их видоизменениях и в то же время о сохранении «нечто», не подвергшегося этому изменению даже на протяжении тысячелетий, близко буддийскому определению дхарм[146]. По ее мнению, «совпадают мысли Бунина с буддийскими представлениями и во взгляде на начало и конец жизни». Для иллюстрации данной точки зрения исследовательница приводит цитаты из книг Щербатского о сансаре. Но главное, по мнению исследовательницы, «заключается в том, что в произведениях, целиком построенных на “буддийских” положениях, эти последние служат определенной авторской концепции личности. Развитая в рассказах “Ночь” и “Воды многие” философская точка зрения незримо присутствует как взгляд на жизнь, смерть, характеры героев в произведениях, написанных после путешествия»[147].

И о себе как «частице того, не имеющего ни формы, ни пространства.», о своей памяти предыдущих жизней, о своем чувстве Всеединого писал Бунин в автопсихологическом рассказе «Ночь».

«У меня их нет, – ни начала, ни конца.

Я знаю, что мне столько-то лет. Но ведь мне сказали это, то, что я родился в таком-то году, в такой-то день и час: иначе я не знал бы не только дня своего рождения, a следовательно, и счета моих лет, но даже и того, что я существую по причине рождения.

Рождение! Что это такое? Рождение! Мое рождение никак не есть мое начало. Мое начало и в той (совершенно непостижимой для меня) тьме, в которой я был зачат до рождения, и в моем отце, в матери, в дедах, прадедах, ибо ведь они тоже я, только в несколько иной форме, из которой весьма многое повторилось во мне почти тождественно. “Я помню, что когда-то, мириады лет тому назад, я был козленком”. И я сам испытал подобное (как раз в стране того, кто сказал это, в индийских тропиках): испытал ужас ощущения, что я уже был когда-то тут, в этом райском тепле.

…Но нет у меня и конца.

…Я всю жизнь живу под знаком смерти – и все-таки всю жизнь чувствую, будто я никогда не умру…»[148]

Бунин подчеркивал выделенность чувством безначальности и бесконечности автора-героя. Выделенность в тот самый «разряд» поэтов и художников, обладающих «способностью особенно сильно чувствовать не только свое время, но и чужое, прошлое… кроме того, особенно живой и особенно образной (чувственной) Памятью»[149].

В чем же назначение таких художников, как Толстой, Бунин, людей, соединяющих в себе «богатство восприятий» жизни, сопричастность всем «ликам перевоплощений» с пониманием тщетности и трагичности повторяющегося земного бытия, с желанием «выйти из Цепи» и «раствориться во Всеедином»? Вот ответ Бунина: «Да, если бы запечатлеть это обманное и все же несказанно сладкое “бывание” хотя бы в слове, если уже не во плоти!»[150] Тот самый поток изменяющегося бытия, выйти и которого возможно лишь великим мудрецам.

«Труднее всего быть царем для самого себя»: буддийские идеи в восточных легендах Д. Н. Мамина-Сибиряка

Дмитрий Наркисович Мамин-Сибиряк никогда не был объектом пристального внимания философов. Относительно него как писателя в советском литературоведении утвердилось мнение, что Мамин-Сибиряк – это выдающийся писатель-реалист. Обычно цитировались слова В. И. Ленина о том, что в произведениях Мамина-Сибиряка «рельефно выступает особый быт Урала, близкий к дореформенному, с бесправием, темнотой и приниженностью привязанного к заводам населения…»[151]. Также приводится оценка, данная творчеству Мамина-Сибиряка А. М. Горьким, который отзывался о Мамине-Сибиряке как о «хорошем, интересном» писателе, талант которого «крупен и ярок», однако исследователи отмечают, что Горького «смущали некоторые произведения Мамина девяностых годов, по преимуществу из жизни интеллигенции», а высоко оценивал он произведения, построенные на уральском и сибирском материале


стр.

Похожие книги