Буддизм в русской литературе конца XIX – начала XX века: идеи и реминисценции - страница 17

. В. Н. Муромцева-Бунина, вспоминая о путешествии на Цейлон, писала: “На Цейлоне мы пробыли с полмесяца, он там почти заболел. Не мог видеть рикш с окровавленными губами от бетеля”. Спустя три года после путешествия на Цейлон Бунин создает рассказ “Братья”, местом действия в котором становится этот остров, а героями – его жители»[106]. Ким Кён Тэ замечает также, что «в исследовательских работах, посвященных рассказу “Братья”, отмечен ряд источников, которыми пользовался Бунин в работе над этим произведением. Это, прежде всего, Сутта-Нипата[107], ссылка на которую дается в эпиграфе рассказа. Кроме того, легенда о слоне и вороне, рассказанная Буддой как поучение индийскому царю, приводится в книге С. Ф. Ольденбурга “Буддийские легенды”. В статье О. В. Сливицкой “Бунин и Восток” указывается на знакомство писателя с книгой К. Гюнтера “Цейлон. Введение в мир тропиков”»[108].

Рассказ «Братья» детально проанализирован в монографии Марулло, где каждому персонажу посвящен специальный раздел. Причину трагедии молодого рикши Марулло видит в том, что «старый рикша “закован цепью”, что он раб своих желаний и земной любви. Молодой рикша унаследовал плохую карму и сам не стремился к просветлению. Этим он не отличается от своего мнимого антагониста – англичанина. Хотя англичанин кажется прозревшим – о чем говорит его монолог, он остается в пределах самсары, ибо вину за свои страдания переносит с себя на внешние обстоятельства – это, по мысли автора, самый верный признак отсутствия просветления. Англичанин из “Братьев” – это инвариант всех центральных героев Бунина»[109].

По мнению другой известной исследовательницы творчества Бунина Солоухиной, «“Братья” – одно из крайне редко встречающихся у Бунина рационально выстроенных произведений. В нем виден прием, перенесенный без изменения из “Сутты-Нипаты”, любимой книги Бунина, откуда заимствованы и многочисленные высказывания Возвышенного в тексте рассказа. Прием этот заключается в следующем: в Сутте-Нипате многие истины излагаются в виде диалога, спора между Совершенным и Марой (Мара – олицетворение страстей, злой дух, искуситель, пытавшийся соблазнить самого Гаутаму)»[110]. Как считает Солоухина, именно на противопоставлении мудрости Будды и желаний, которые порождает жизнь, строится рассказ, в котором создаются особые отношения автора и читателя: «автор сообщает читателю о пути избавления от страданий и при этом показывает всю невозможность для человека следовать ему»[111].

Ким Кён Тэ в свою очередь замечает, что «обращение Бунина к древним буддийским каноническим книгам служит раскрытию положений религии буддизма и комментарием к судьбам жителей Цейлона». При этом, по его мнению, Бунин отнюдь не стремился к точному цитированию, а слова Возвышенного и «лукавого Мары» являются «иллюстрацией» к собственным взглядам Бунина на мироустройство. Поэтому в рассказе присутствуют и чисто бунинские высказывания, звучащие из уст Возвышенного и «сконструированные по модели, взятой из древней индийской книги»[112].

Одной из сюжетных линий рассказа является повествование о жизни и смерти старика-рикши, получившего особенный – седьмой – номер.

В исследовательской литературе мы находим попытки определить символику «седьмого номера». Так, Ким Кён Тэ пишет: «Важным элементом поэтики рассказа оказывается и семёрка – номер на бляхе рикши. В первоначальной редакции этот рассказ даже носил название “Седьмой номер”»[113]. Он замечает, что число «семь» встречается во многих религиозных и мифологических произведениях, фольклоре разных народов: в Библии, в египетской мифологии, японских и китайских религиозных обрядах. Опираясь на исследование Е. С. Семеки[114], Ким Кён Тэ пишет, что в буддизме это число имеет следующее символическое содержание: «Семёрка – универсальное число при описании космологического пространства (состоящего из суммы трёх вертикальных и четырёх горизонтальных составляющих) – связана с деревьями и в легенде о достижении Буддой просветления»[115]. По мнению исследователя, «в этом обозначении рикши и его седока прослеживается мысль о единстве религиозных и культурных символов Востока и Запада, что позволяет говорить о ещё одном аспекте “братства” персонажей»