ПУТЕШЕСТВИЕ ДВАДЦАТЬ ВТОРОЕ
Сейчас я очень занят: привожу в порядок редкости, которые привез из своих путешествий в самые отдаленные уголки Вселенной. Я уже давно решил передать эту единственную в своем роде коллекцию в музей: позавчера хранитель музея сообщил мне, что подготавливает для этого специальный зал.
Не все экспонаты мне одинаково дороги: одни пробуждают приятные воспоминания, другие напоминают о зловещих, мрачных происшествиях, но все они в равной мере являются свидетельством подлинности моих путешествий.
К экспонатам, воскрешающим особенно яркие воспоминания, относится помещенный на маленькой подушечке под колпаком совершенно здоровый зуб с двумя большими корнями; я сломал его на приеме у Октопуса, повелителя мемногов с планеты Уртама; там подавали превосходные, но слишком твердые кушанья.
Такое же почетное место в собрании занимает трубка, расколотая на две неравные части; она выпала у меня из ракеты, когда я пролетал над каменистой планетой в созвездии Пегаса. Я не мог смириться с потерей и потратил полтора дня на поиски, блуждая над пропастями скалистого мира.
Немного дальше в маленькой коробочке лежит камешек чуть крупнее горошины. Его история весьма своеобразна. Когда я отправился на Герузию, отдаленную звезду в двойной туманности NAC 887, я несколько переоценил своя силы; путешествие длилось так долго, что я чуть не отступил; особенно мучила меня тоска по Земле, и я себе места не находил в ракете. Бог знает, бы это кончилось, если бы на двести шестьдесят восьмой день путешествия я вдруг не почувствовал, что в левом ботинке что-то мешает, я снял его и со слезами на глазах вытряхнул из носка камешек, крохотный обломок настоящего земного гравия — очевидно, он попал в носок еще на космодроме. Прижимая к груди этот крохотный, но такой близкий кусочек родной планеты, я воодушевился и долетел до цели; эта реликвия мне особенно дорога.
Неподалеку на бархатной подушечке покоится обыкновенный желто-розовый кирпич из обожженной глины, немного потрескавшийся и выкрошенный с одной стороны; если бы не счастливое стечение обстоятельств и не моя находчивость, из-за этого кирпича я бы уже никогда не вернулся из экспедиции в туманность Гончих Псов. Я привык брать его в путешествия в наиболее холодные районы космоса; у меня была привычка на некоторое время совать его в атомный двигатель, чтобы потом, когда он как следует нагреется, положить в постель перед сном. В верхнем левом квадранте Млечного Пути, там, где звездное облако Ориона соединяется с созвездием Стрельца, я был свидетелем столкновения двух огромных метеоров. Зрелище огненного взрыва в темноте так меня взволновало, что я схватил полотенце, чтобы вытереть лоб. Я совсем забыл, что перед этим завернул в полотенце кирпич, и, взмахнув рукой, чуть не проломил себе череп. К счастью, у меня великолепная реакция.
Рядом с кирпичом стоит небольшая деревянная шкатулка, в ней лежит перочинный нож, мой товарищ по многочисленным экспедициям. О том, насколько я к нему привязан, свидетельствует история, которую я расскажу, поскольку она действительно того заслуживает.
Я покинул Сателлину в два часа пополудни с ужасным насморком. Местный лекарь, к которому я обратился, прописал мне отсечение носа, операцию, для аборигенов привычную, поскольку носы у них отрастают, как у нас ногти. Обиженный этим предложением, я прямо от лекаря отправился на космодром, чтобы полететь в те области неба, где медицина развита лучше. Путешествие было неудачным. Уже в самом начале, когда я удалился от планеты всего на 900 тысяч километров, я услышал сигнал вызова какой-то ракеты и запросил по радио, кто меня вызывает. В ответ раздался тот же самый вопрос.
— Скажи ты первый! — буркнул я довольно резко, раздраженный невежливостью чужака.
— Скажи ты первый! — ответил он.
Это передразнивание очень рассердило меня, и я откровенно сообщил ему, что я думаю о его наглости. Он в долгу не остался. Мы начали ругаться все ожесточеннее, пока спустя некоторое время, возмущенный до предела, я не догадался, что никакой другой ракеты нет, а голос, который я слышу, — просто эхо моих собственных радиосигналов, отражающихся от поверхности луны Сателлины, мимо которой я как раз пролетал. До сих пор я не замечал ее, потому что она была обращена ко мне своим ночным темным полушарием.
