Алевтина-Алевтина! Алевтина! Алевтина – это, конечно, да! Аля-Алевтина, что с тобой теперь?… Медная табличка, офисная дверь…
Мыслей о ней Артем избегал, дал себе зарок выбрасывать их из головы. Уж это – точно пройденный этап, к которому он никогда не вернется…
И все же… Вот они, эти мысли… Они учились с ней на филфаке… Скромная, аккуратная мышка… Она умела нравиться потихонечку, удобненько так нравиться умела… Когда он проработал уже полгода на ТВ, они случайно – а, может, нет – кто теперь знает эту Алевтину! – встретились – просто на улице, – поболтали, - и через пару дней она уже работала вместе с ним. Помог… Их, естественно, корпоративно-заочно обвенчали и держали за сложившуюся заэкранную пару. И так оно и было… До поры до времени… Новый директор - ставленник Москвы, из местных, быстро научился сталкивать лбами «молодых» и «старых», - и всегда стоял горой… естественно, за молодых. Не зря же ездил в столицу нашей Родины на семинары и за бонусами. Правда, финт был всегда один и тот же – проверка на лояльность молодому энтузиасту – скандал со «старичком», - а потом – «у нас незаменимых нет».
И вот в череде этих стычек, текучки кадров, снижения зарплат и роста привлекательности финансовых вложений в телекомпанию Алевтина вдруг… У Артема даже мурашки пробегали по загривку, когда он вспоминал это… Она вдруг на ровном месте, на собрании, в присутствии директора и очередного московского гостя обвинила вообще всех, «кто слишком долго работает, оброс стереотипами, закостенел, и не понимает сути текущего момента», а потом просто дала клятву верности руководству вообще и генеральному директору в частности.
Такого не видел не только он, но и более матерые местные телевизионные и офисные зубры… Нет, по сути бывало всякое, но по стилю… В этом было что-то от партсобраний 37-го года, не иначе, - только на карьерно-экономической почве… И говорить теперь уже было не о чем… с новым главным редактором творческого отдела… Когда она только успела обо всем договориться?.. Это же был такой расписанный по репликам спектакль!
Что? – «Идти по трупам» – идиоматическое выражение? – Нет, - правда жизни. Она шла – и с удовольствием! - а он – и остальные – превращались в каком-то смысле в трупы. Вот так.
И он порадовал руководство, написал заявление об уходе. У него ведь тоже уже был кое-какой стаж, он тоже начал кое-что понимать… Оставшись без «родной» телекомпании, он увидел мир вокруг как будто в первый раз. Ведь он рос и жил, уткнувшись в письменный стол, в учебники, книжки, в телевизор и компьютер. Как некоторые смотрят на него через прицел, так Артем смотрел на него через текст и экран телевизора. Когда же жизнь вокруг пошла в немонтированном и неописуемом словами варианте, это был шок. Все по-другому ходило, ело, пило, разговаривало, другого хотело и по-другому добивалось своего.
Это отец сказал: «Давай-ка езжай в деревню. Отдохни, осмотрись. Там тихо. Придешь в себя – приезжай, я тебе помогу». Артему было, в общем, все равно, - но вот он, - едет теперь в электричке.
Кто же ты такой, Артем? Кто ты? Зачем ты прожил эту дурацкую, короткую на текущий момент жизнь? И куда она направится теперь?
Вдруг он представил свои имя и фамилию, - какими он не раз видел их в титрах. «Хорошее сочетание, - подумал он, - как псевдоним. Но… Никогда она уже не украсит ваших голубых экранов, дорогие телезрители…» - он нервно усмехнулся, скрестил руки на груди и медленно привалился своей темной курчавой шевелюрой к стенке вагона.
Очнулся он от слов «Старое Село», прозвучавших еще в полусне, - и понял, что пора выходить. Просыпаться было лень. Однако Артем заставил себя открыть глаза и броситься к выходу.
Он выскочил из вагона заспанный и взъерошенный, и, как ему показалось, опоздавший ко всему на свете, а, между тем, люди еще выходили из вагонов, будто бы никуда не торопясь; все везде успели; двери закрылись и поезд ушел.
- На машине? – раздалось над его ухом.
Он вздрогнул и проснулся еще раз.
- Да нет. А почем до Трешкино?
- До Трешкино-о? – протянул самостийный таксист, намекая, что на край света ехать ближе. – Шестьсот.
