— То же и со мною, — вставил слово святой Алексий, — душеспасительна и преполезна с ним беседа.
Митяй ничего не сказал.
— Стар становлюсь я, немощи одолевают, — промолвил, помолчав, владыка. — Скоро отзовет меня Господь к Себе…
— Ради нас Бог продлит тебе дней, — проговорил Димитрий Иоаннович.
— Смерть готов всегда приять с радостью, — продолжал святитель, — одно только заботит, кому отдам кормило корабля церкви. Вот, ежели бы отец Сергий охоч был приять митрополию!
— Подумаем еще, владыка, — сказал великий князь и посмотрел на Митяя.
«Отец Сергий никак не согласится, — думал Димитрий Иоаннович, — скромен он, своей обители не покинет, в шум мирской не перейдет. Кого наречь владыкой? Жаль, что отец Михаил белый поп… Будь он черноризец, то по кончине Алексия, — чего Боже сохрани, — я бы его поставил владыкой… Да из белого попа в черноризца обратить недолго…»
Он опять взглянул на Митяя и повторил:
— Подумаем еще, владыка, подумаем…
Отец Михаил уловил на себе взгляд великого князя, и в его голове мелькнуло:
«Что на меня так князь смотрит?»
Вслушался в сетованье святого. Алексия и подумал:
«Будь я монахом, может, великий князь меня бы устроил во владыки».
От такой мысли даже дух захватило.
Он сам себя остановил:
«Нешто можно».
Но честолюбивая дума продолжала шептать:
«А почему нельзя? Стал же я из простого Спасского попа великокняжеским духовником и печатником. Могу стать и большим. Чернецом стать долго ль?»
Дурное настроение духа как рукой сняло.
Он продолжал размышлять.
«Захочет великий князь, велит постричь. А там уговорит владыку благословить меня… Благословенного и собор выберет. Может быть, очень может быть… Надобно на счет этого после легонько удочку закинуть…»
Он совсем повеселел.
Митрополит, между тем, продолжал говорить с великим князем о том, как было бы желательно, чтобы владыкой стал святой Сергий и почему именно.
— Да окромя отца Сергия кому и быть? — вставил свое слово Митяй.
И стал расхваливать добродетели преподобного, его святую жизнь; говорил, что и его, Митяя, тянет к такой же затворнической и подвижнической жизни.
Князь тверской принял с распростертыми объятиями Некомата, привезшего ему ханский ярлык на великокняжение.
Он сделал Суровчанина своим боярином и первым советником, подарил вотчину и снабдил казною.
Но Некомат мало радовался княжеской милости. Его и совесть мучила да и все устраивалось не так, как ему хотелось.
Быть боярином у Михаила Александровича это значит вместе с ним вступать в битвы, начальствовать полками, а Суровчанини вообще был мало склонен к ратному делу. Вот- чинка, подаренная князем, была не из важных и находилась вблизи московского рубежа, так что, в случае войны Твери с Москвой, должна была подвергнуться разорению от войск великого князя.
Некомат ожидал спокойной и «сладкой» жизни, а вышло не то.
Князь Михаил Александрович остался довольно равнодушным к тому, что хан задержал у себя Вельяминова. Дело относительно получения ярлыка на великое княжение удалось; этого только и нужно было. А какая судьба постигла Ивана Васильевича, — это князя мало интересовало…
К тому же голова его была занята иным.
Он теперь раздумывал, дожидаться ли войск Ольгерда и Мамая, или самому начать войну с Москвой до их прихода.
Благоразумие требовало дождаться их.
Но Михаилу Александровичу вспоминался совет Свидрибойлы; самому начать военные действия, чтобы вызвать к себе на помощь Литву.
К тому же не терпелось помериться с врагом. Ждал до лета, потом кинулся в войну очертя голову. Война началась с того, что тверской князь послал своих наместников в Торжок и сильный отряд к Угличу.
Со своей стороны Димитрий Иоаннович, предвидя серьезную войну, быстро собрал значительные силы.
Под его знаменами собрались все князья удельные, служащие Москве: составилось многочисленное ополчение.
Великий князь быстро перешел в наступление.
Он взял Микулин; его воеводы заполонили войсками всю область Михаила; все города были взяты, многие жители уведены в плен.
5 августа Димитрий Иоаннович осадил Тверь, в которой заперся тверской князь.
Тверитяне показали себя мужественными воинами и верными подданными своего князя. Они бились на стенах, как львы, отражая приступы московских ратников, несли все тягости осады, но не сдавались.
