Сердце стиснуло стальным кольцом. Как вынести ее взгляд, полный изумления и радости? Он откатился от нее, словно освобождаясь от того, что кипело в душе.
Элисон повернулась на бок лицом к нему. Как она красива! Лицо раскраснелось, губы распухли. Она никогда не выглядела так восхитительно, так соблазнительно. Максимо сжал зубы, сопротивляясь поднимавшемуся приливу желания, которое готово снова его поглотить.
– Меня ждет работа. – Он встал и застегнул ремень на брюках, стараясь справиться с дыханием и сердцебиением. Инстинкт требовал не уходить от нее. Но он не позволит себе этого, не покажет свою слабость.
За спиной он слышал шорох – она одевалась. Когда он повернулся, то увидел ее лицо, смущенное и обиженное. Но он не будет ничего ей объяснять. Он показал ей достаточно. Он не хочет никаких чувств, ни ее, ни своих.
– Сегодня я буду работать допоздна, так что ты спи в своей комнате, – натянуто произнес он.
Лицо у нее сморщилось, словно он ее ударил.
– Хорошо.
Зазвонил ее мобильник. Она извлекла телефон из сумочки, которая валялась на полу, куда была брошена в их общем порыве поскорее соединиться.
– Это из лаборатории. – Ни ее лицо, ни тон ничего не выдали. Она взглянула на Максимо. – Поздравляю. Ты – отец. Уверенность на девяносто девять и девять десятых процента.
Элисон наблюдала за выражением лица Максимо, надеясь хоть на какую-то реакцию, на какой-то знак, сказавший бы ей, что она его не потеряла, не потеряла всего того, что связывало их целые шесть недель. Она не увидела в его темных глазах жизни, словно он запер на замок свои чувства.
– Мне нужно идти, – сказал он с непроницаемым видом.
Элисон понимала, что надо отодвинуть от себя боль, которая грозила охватить ее. Но это невозможно. Она слишком сильно его любит и теряет его. Уже потеряла. Он ее не оставит, но сердце его будет далеко.
Она закрыла глаза, чтобы не потекли слезы. Она будет сильной ради себя, ради ребенка. Она ни за что никому не покажет, что сердце у нее разбито навсегда.
Ароматный воздух ласкал кожу, тепло летнего дня согревало. Но лишь снаружи, а внутри у нее царил холод.
Она приехала на остров Марис двадцать минут назад, рассчитывая найти здесь утешение, облегчить боль. Вместо этого окунулась в горько-сладкую муку, потому что находиться в том месте, где она была так счастлива, невыносимо.
За прошлую неделю Максимо отсутствовал по делам намного чаще, чем раньше, а когда бывал дома, то вел себя вежливо и отстраненно. Выносить это было тяжелее, чем его гнев. Он полностью закрылся от нее.
Больше всего она боялась, что его отношение связано не с инцидентом с репортерами, а с тем, что он убедился в своем отцовстве, в том, что он отец ее ребенка. Может, они уже ему не нужны, а получается, что у него забрали пропуск в свободную жизнь.
Элисон вернулась с балкона в комнату. В ту самую, в которой они с Максом тогда жили. Глупо было приезжать на остров. Но сердце у нее с каждым биением разбивалось на мелкие осколки, и она должна каким-то образом склеить их.
Наверное, если бы у них произошла грандиозная ссора, то ей было легче. Если бы он сказал ей обидные слова, сказал, что не хочет ее, может, тогда ее любовь умерла бы. Но все произошло так внезапно. Он полностью отдалился от нее, ничего не объясняя, но разрыв тем не менее был окончательным.
Ирония в том, что свадьба через два дня. Через два дня они будут стоять перед прихожанами в церкви и давать обеты любить, уважать и беречь друг друга. Как же трудно им будет, когда они едва разговаривают.
Элисон положила ладонь на располневший живот. Это придало ей решительности. Она не нищая, лишенная всего. У нее есть ребенок – самая большая драгоценность на свете. Она любит Макса. Любит его до боли, но ребенок – это часть их. Они создали его не обычным способом, но ребенок – это общая, лучшая часть обоих.
Она услышала у себя за спиной шаги по выложенному туфовой плиткой полу и обернулась, полагая, что это Роза Мария, экономка. Вместо нее она увидела Макса. Он, как всегда, излучал уверенность и решительность. Но она увидела и кое-что другое – усталость на красивом лице.
