Она явно воспринимает секс очень серьезно. Из опыта Максимо знал, что есть женщины, которые просто не в состоянии развести секс и любовь. Вероятно, Элисон было очень трудно свыкнуться с мыслью спать с мужчиной лишь потому, что она его хочет. Но ведь именно она заявила, что ее не интересуют ни любовь, ни длительные отношения. Хотя Максимо не мог себе представить, что она собирается дать обет безбрачия на всю жизнь. Для этого она слишком сексуальна. Слишком.
Он едва не завыл, когда она поднесла ко рту десертную ложечку и слизала остатки шоколада. Розовый язык дразнил, искушал. И он тут же вообразил этот язычок на своей обнаженной коже.
– Что вы думаете о любви? – спросила она, опустив ложку.
– Я был влюблен. Я не верю в то, что когда-нибудь полюблю кого-то, кроме… Селены. Я не хочу больше никого любить.
Не хочет не потому, что он так верен памяти о ней, а потому, что ничто не стоит той боли, которую он испытал. Он потерял Селену задолго до того, как она умерла. В конце их совместной жизни между ними возникла стена, и он уже не смог до нее дотянуться. Он не смог поддержать ее, защитить от печали, от смерти. И у него нет желания снова пройти через этот кошмар.
– Вы не представляете, что можете встретить кого-то еще? – Медно-золотистые глаза смотрели очень серьезно.
– Я женюсь на вас, так что вы будете «кем-то еще».
– А если вы захотите кого-то, то скажете мне?
– Нет, не захочу.
– Но если захотите, – упорствовала она, – то скажете? Я не желаю быть одураченной, Максимо, не желаю быть обманутой.
– Даю слово: если у нас с вами возникнет физическая близость, у меня и в мыслях не будет изменить вам.
– Я много думала о том, что произошло у бассейна, – медленно произнесла она и подняла на него глаза. Глаза у нее потемнели. Он хорошо знаком с этими признаками возбуждения, и его не провести. – Я хочу заняться любовью, – недрогнувшим голосом заявила она, но тонкие пальцы слегка задрожали.
– Вы хотели этого у бассейна и раньше хотели, но каждый раз вы отступали.
– Я знаю. Но у меня было много времени, чтобы об этом подумать. – Она поднялась со стула и, встав перед ним, наклонилась к нему. Он смотрел, как зачарованный, на безупречную кремовую кожу в глубоком вырезе платья. Ее пальцы впились ему в грудь, и у него перехватило дыхание, он чувствовал, что еще минута – и он взорвется.
– Я хочу вас, – тихо сказала она и, подавшись вперед, прижалась губами к его губам. Он дал ей возможность самой его поцеловать, и она осторожно обвила языком контуры его губ. Она задыхалась. Да и он тоже. – Я вам верю. Сейчас я это знаю точно.
– Для этого вам было необходимо мне поверить? – спросил он, пропуская сквозь пальцы шелковые золотисто-рыжие волосы, наслаждаясь их мягкостью.
– Да. Я никогда ничего подобного не чувствовала, и это меня испугало. И до сих пор пугает. Но сейчас я знаю, что вы не используете это против меня.
– Но я и не собираюсь влюбляться в вас, – оборвал ее он, ненавидя себя за честность. А вдруг она опять передумает?
– Знаю. Я тоже не хочу в вас влюбляться. Но мне необходимо ваше уважение, чтобы быть уверенной в том, что вы не станете играть со мной. Ведь никому не нравится быть обманутым или брошенным.
Он взял ее за подбородок.
– Я клянусь, что никогда вас не брошу. И я никогда не унижу вас, не отнесусь с неуважением, заведя любовницу.
– Я вам верю.
Она опустилась ему на колени и обвила руками за шею, запустив пальцы ему в волосы.
– У меня все тело гудит… так я вас хочу, – произнесла она, не сводя глаз с его лица.
– И у меня. – Он взял ее руку и положил на ширинку брюк, а она провела рукой по твердому выпирающему бугру. На лице у нее было написано изумление, так что он даже почувствовал – что ужасно глупо – мужскую гордость.
– По-моему, нам следует подняться наверх, – пробормотала она.
– А по-моему, и здесь замечательно, – прохрипел он, весь во власти первобытного животного желания. Она выпустила наружу что-то такое, о чем он и не подозревал. Но укротить эту напасть он не хотел – он хотел выпустить это на волю.
– Может войти прислуга, – задыхаясь, сказала Элисон.
Максимо поцеловал ее в изгиб изящной шеи.
