— Сжигать еретиков, — добавила она ледяным тоном и отвернулась.
Священник нервно скомкал в руке записку.
— Но это пламя уже более не пылает, — проговорил он глухо, видимо отчаянно борясь со страшным волнением. — Ни самая усердная молитва, ни бичевания не в состоянии снова раздуть его. Меня пожирает другой огонь. — Тут он протянул к ней руку с измятой бумажкой. — Вы можете обвинить меня в подлоге, можете изменить судьбу Габриеля, можете лишить меня моего положения, возбуждающего всеобщую зависть, и влияния, которое я имею на высокопоставленных лиц, — сделайте это, и я буду молчать, даже глазом не моргнув. Отдайте меня в руки моих многочисленных врагов, только позвольте мне, когда вы оставите Шенверт, жить вблизи вас!
Лиана посмотрела на него изумленно, подумав, что он сошел с ума… Она снова гордо выпрямилась перед ним во весь рост.
— Вы забываете, ваше преподобие, что мой брат, владелец Рюдисдорфа, может предоставить место приходского священника духовному лицу только протестантского вероисповедания, — сказала она ему через плечо слегка дрожащим голосом, но с насмешливой улыбкой.
— Психологи правы, говоря, что светловолосые женщины очень жестоки и холодны. — Он буквально прошипел эти слова. — Вы умны и так высокомерны, как ни одна аристократка, даже та, в жилах которой течет герцогская кровь. Один поворот вашей головы — и вы возвышаетесь над многими. От другого вам, может быть, удалось бы избавиться, но не от меня. Я буду следовать за вами всюду по пятам, никогда не уберу я руки, которую раз протянул к вам, даже если бы мне пришлось ее лишиться! Бейте меня, попирайте ногами, я все вынесу молча, терпеливо, но вы от меня не освободитесь… Моя церковь требует от священника, чтобы он бодрствовал и постился, чтобы он работал без устали, тут вел бы подземный ход, подобно кроту, там соединял бы мостом берега… Вот с какой фанатической энергией буду я добиваться того, чтобы вы стали моею.
Неведомый до сих пор ужас объял Лиану. Теперь она поняла, что не душу ее он хотел приобрести для своей церкви: этот клятвопреступник любил в ней женщину. От этого открытия кровь застыла в ее жилах, и она содрогнулась. Но, как ни отвратителен был грех, эти пылкие, потрясающие душу слова, передававшие всю борьбу, все бури и муки души, произвели отталкивающее и вместе с тем магнетическое действие на молодую женщину: она еще никогда не слыхала от мужчины речей, побуждаемых испепеляющей страстью… Прочел ли он это в ее прелестном побледневшем лице или еще почему-либо догадался, только он вдруг приблизился к ней и, резко запрокинув голову, бросился к ее ногам, чтобы обнять колени молодой женщины. Зеленоватый свет лампы ярко освещал его бледное лицо и тонзуру, резко выделявшуюся среди темных кудрявых волос. Лиане показалось, будто невидимая рука указала ей на это пятно как на знак, каким отмечен был Каин; она сделала шаг назад и вытянула перед собой свои красивые руки, как бы защищаясь от стоявшего перед ней на коленях священника.
— Лицемер! — воскликнула она хриплым голосом. — Я скорее брошусь в пруд в индийском саду, нежели позволю вам хоть одним пальцем дотронуться даже до моего платья.
Юлиана боязливо прижала руки к груди, как дитя, которое, страшась ужасного прикосновения, не имеет, однако, сил сдвинуться с места. Она не могла уйти, пока документ находился в его руках, иначе она стала бы соучастницей злодеяния.
Священник медленно поднялся. В это время среди наступившего безмолвия вдруг раздался стук колес подъехавшего экипажа, который, скрипя по мокрому гравию, остановился затем у крыльца. То возвратился Майнау, он, должно быть, ехал с невероятной быстротой. Священник в сердцах топнул и с бешенством повернулся к окну; было видно, что ему хотелось бы иметь под рукой какой-нибудь тяжелый предмет, чтобы бросить им в экипаж и в сидящего в нем ненавистного ему человека.
Молодая женщина вздохнула с облегчением, однако же нельзя было терять ни минуты.
— Я попрошу вас, ваше преподобие, положить бумагу на место, — сказала она, стараясь придать твердость своем у голос у.
— Неужели, баронесса, вы думаете, что я способен на… такое бессмысленное простодушие? — воскликнул он с хриплым смехом. — Вы полагаете, что ваша смертельно раненная жертва больше не в состоянии защитить себя? О, я могу еще мыслить здраво, могу объяснить вам ваши намерения. Вы пришли сюда, чтобы раскрыть важную тайну: с помощью микроскопа доказали бы вашему супругу и гофмаршалу, что в доме Майнау совершен бессовестный подлог документа, имеющего силу завещания. Конечно, после этого вас не отпустят в Рюдисдорф, а попросят остаться… Но чего вы этим добьетесь? Барон Майнау не любит вас и никогда не будет любить: его сердце все еще принадлежит герцогине. Теперь он совершенно равнодушен к вам, а после раскрытия тайны будет просто ненавидеть вас, а я — видите, как самоотверженна моя любовь, — я хочу не допустить этого.
