Доктор оказался человеком прямолинейным и несколько порывистым в движениях. Он быстро подошел к Ферберу и вполголоса сказал ему несколько слов. Старик отшатнулся, как в смертельном ужасе, и, словно не помня себя, вышел из комнаты.
— Дядя! Прости меня! — крикнула вслед ему Берта диким голосом, но он уже исчез в ночи.
Между тем на пороге, с трудом переводя дух, появилась Сабина, за ней стояла служанка с бельем, перевязочным материалом и другими нужными вещами.
— Господи помилуй! Что вы наделали, Берточка! — со слезами на глазах воскликнула старуха, увидев ее, бледную, лежащую на кровати.
Девушка закрыла руками лицо и разразилась судорожными рыданиями.
Доктор дал Сабине кое-какие указания и, запретив больной разговаривать, ушел.
— Мне запрещено говорить, — выкрикнула Берта, приподнимаясь на постели, — но я должна рассказать Сабине все, даже если это станет причиной смерти. Да так было бы лучше!
Она усадила старую ключницу рядом с собой на кровать и, заливаясь горькими слезами, покаялась ей в своем грехе. У нее была любовная связь с Гольфельдом. Он обещал на ней жениться, она же должна была торжественно поклясться ему, что будет держать это в тайне и предъявит свои права, только когда он даст на это согласие, так как, по его словам, он должен был считаться со своими родными, которых хотел постепенно подготовить к этой новости. Она поклялась и, будучи натурой восторженной, добавила к этой клятве, что ни одно слово не сорвется с ее уст до тех пор, пока она не получит возможность всем открыть свою тайну. Их свидания проходили в «Башне монахинь» или в павильоне в парке.
Никто не подозревал об этом, и только баронесса, почуяв неладное, разгневалась и запретила девушке бывать в замке. Однако это нисколько не поколебало смелых надежд Берты, так как Гольфельд утешал ее, рисуя картины их счастливого будущего.
Тут появилась Елизавета Фербер, и он стал совсем другим. Он избегал Берты, а когда она вымаливала свидание, был с ней жесток и не скрывал своего презрения. Наконец она осознала, что все кончено, что она обманута и в каком положении оказалась. Она пришла в отчаяние, и с тех пор начались ее ночные странствования. Она не могла сомкнуть глаз, и только в тихом, безлюдном лесу ей становилось немного спокойнее. В конце концов все закончилось, как заканчивались бесчисленное множество раз подобные драмы: Гольфельд предложил ей некоторую сумму, требуя, чтобы она отказалась от своих притязаний и уехала из родных мест. Он уверял, что мать и линдгофская родня заставляют его жениться на новоиспеченной «девице фон Гнадевиц». Берта назвала его лжецом и, обуреваемая жаждой мести, ворвалась в комнату его матери и рассказала ей обо всем.
До этого момента Берта, оживленно жестикулируя, рассказывала, не останавливаясь. Теперь она замолчала, и ее лицо, горевшее лихорадочным румянцем, выражало безграничную ненависть.
— Эта ужасная женщина, у которой всегда на языке библейские изречения, — задыхаясь, продолжала она, — вытолкала меня из комнаты и пригрозила затравить собаками, если я еще хоть раз появлюсь в замке. С той минуты я не помню, что было со мной, — закончила Берта свой рассказ, в изнеможении падая на подушки. — Ах, Сабина, я еще большая преступница, чем вы думаете! Я пыталась убить племянницу человека, который заботится обо мне.
— Елизавету?! — ужаснулась Сабина.
— Да. В душе своей я убила ее, и если мой замысел не удался, то вовсе не из-за того, что мне не хватило злобы. Я ненавидела ее из-за Гольфельда… Волк ее разорвал бы. Но она заперлась на башне, — после этих слов Берта потеряла сознание.
Очнувшись, она увидела над собой лицо доктора.
— Господин лесничий знает о моем позоре, — прошептала Берта. — Сабина, что будет со мной? Я не жду от него прощения, да и вы отворачиваетесь от меня. Я всем хотела зла и теперь осталась наедине со своим позором… Лучше бы я умерла!
Сабина с содроганием слушала ее исповедь. Она была женщиной очень строгих правил и беспощадно осуждала подобные проступки, но все же у нее было доброе и жалостливое сердце. Она не могла сдержать слез, глядя на Берту. Сабина ласково прижала ее голову к своей груди, и девушка, как наплакавшийся ребенок, уснула в ее объятиях.