— Это имение принадлежит тебе, ты достигла совершеннолетия, и я не имею права что-либо запрещать или разрешать.
— Конечно имеешь, хотя бы потому, что являешься моим наследником. Значит, я получила твое согласие?
— Разумеется, если ты считаешь, что оно необходимо.
— Благодарю тебя, благодарю! — перебила его сестра, протягивая ему руку, но он не заметил этого жеста, хотя и смотрел на нее. — Ты недоволен мной? — тревожно спросила она, нарушив повисшее молчание.
— Я не могу быть недовольным тобой, когда ты имеешь намерение осчастливить людей. Думаю, ты помнишь, что я не раз помогал тебе в этом. Но в данном случае я вынужден тебя упрекнуть в чрезмерной поспешности. Ты, кажется, очень торопишься сделать несчастной эту девушку.
Елена подскочила как ужаленная и запальчиво воскликнула:
— Это жестокие слова! Твое негативное отношение к бедному Эмилю основано бог знает на чем, а теперь ты заходишь уже слишком далеко… Ты очень мало знаешь этого молодого человека.
— Я знаю его достаточно хорошо, чтобы не иметь желания узнать ближе. Это дармоед, ничтожный человек, не имеющий характера, человек, с которым будет несчастна любая женщина, предъявляющая хоть какие-то требования к мужчине. Горе бедняжке, когда она это осознает!
Голос его дрожал от волнения. Елена же слышала в нем только досаду и злость.
— Боже, как ты несправедлив! — воскликнула она, поднимая глаза, полные слез. — Рудольф, это грешно! Что сделал тебе Эмиль, что ты с таким озлоблением нападаешь на него?
— Разве для того, чтобы узнать характер человека, нужно быть оскорбленным им? — гневно произнес он. — Дитя, а ведь это тебя оскорбляют, но ты ослеплена. Настанет день, когда ты убедишься в этом и прозреешь. Если бы я приложил все усилия, чтобы сия чаша миновала тебя, все равно ничего бы не добился. Теперь ты видишь во мне варвара, оскорбляющего тебя в лучших чувствах. Ты вынуждаешь меня предоставить тебя себе самой до того момента, когда ты придешь искать утешения у меня на груди. А что должна будет делать та, которая свяжет с ним свою жизнь навсегда?
Фон Вальде вышел в другую комнату, захлопнув за собой дверь. Елена какое-то время сидела словно пораженная громом, а потом, с трудом поднявшись и держась за стены, вышла из комнаты.
Теперь она чуть ли не ненавидела брата. Ей казалось, что она страшно виновата перед Эмилем уже в том, что подобные речи коснулись ее слуха. Он никогда не должен был узнать, что позволил себе сказать о нем ее брат, но теперь она не могла допустить, чтобы Гольфельд пользовался гостеприимством, оказываемым ему в Линдгофе. Ей придется, конечно, не называя причин, предложить ему вернуться в Оденбург. Но перед этим он должен будет выяснить отношения с Елизаветой.
С этими мыслями Елена вошла в столовую, а когда несколько минут спустя там появился Гольфельд, спокойно и ласково улыбнулась ему и сообщила, что брат дал согласие относительно приданого невесты, не спросив ее имени. Она выразила желание сегодня же видеть Елизавету у себя, и Гольфельд, обрадованный ее спокойствием, согласился на это. Было решено, что встреча состоится в четыре часа в павильоне. Гольфельд тотчас ушел, чтобы от имени Елены отдать соответствующие распоряжения. Как удивилась бы она, если бы услышала, что лакею было велено пригласить фрейлейн Фербер к трем часам, а дворецкий должен был все приготовить в павильоне именно к этому времени и никак не позже!
Когда слуга из Линдгофа позвонил у калитки Гнадека, Елизавета сидела во дворе и плела гирлянду из плюща, а мисс Мертенс держала в руках наполовину готовый венок из астр. Склеп на кладбище Линдгофа был готов. Сегодня между пятью и шестью часами пастор назначил торжественное предание земле гроба с бренными останками прекрасной Лилы, и гирлянды и венки должны были стать ее последним украшением.
Посоветовавшись с матерью, Елизавета приняла приглашение, переданное ей слугой. Вскоре после его ухода пришел Рейнгард. У него был озабоченный вид, и на расспросы мисс Мертенс он ответил, что фон Вальде вернулся из Тальлебена в жутком состоянии.
— Вероятно, то, что он пережил там, ужасно. Мне надо было кое о чем ему сообщить, но я вскоре убедился, что он меня не слушает; он сидел передо мной как потерянный. Когда я начал говорить ему о находке здесь, в Гнадеке, он с нетерпением и досадой прервал меня словами: «Я уже довольно слышал об этом. Пожалуйста, оставьте меня в покое».
