Напротив этого вала находилось среднее здание, которое сегодня, благодаря открытым ставням и широко распахнутой двери, имело такой гостеприимный вид, что Елизаветой овладело приятное чувство при мысли, что это теперь ее дом. Она окинула взглядом весь сад и вспомнила свои детские годы, те минуты необъяснимой тоски, когда она, отстав во время прогулки от родителей, останавливалась у запертых калиток и заглядывала в барские сады. Там играли счастливые дети, они могли рвать только что распустившиеся розы и нарциссы. А как приятно, должно быть, гулять по красивым аллеям и прятаться от солнца в их густой тени! Тогда она могла только мечтать и тосковать.
Когда она подошла к валу, в одном из окон показался дядя. Он увидел племянницу, мечтательно смотревшую на сад, и его лицо осветили теплота и нежность. Елизавета тоже увидела лесничего, приветливо кивнула ему и направилась к дому. Навстречу ей выскочил Эрнст, и она со смехом приняла его в свои объятия.
Судя по рассказам мальчика, можно было заключить, что он уже успел выполнить гигантскую работу: он подносил кирпичи печнику, складывающему кухонный очаг, помогал маме выколачивать мебель и с гордостью заявил, что дамы и кавалеры, изображенные на стенах, стали гораздо красивее и приветливее после того, как он почистил щеткой их пыльные лица. Он с восторгом обвил ручонками шею сестры, несущей его на руках по лестнице, и радостно уверял, что здесь в тысячу раз лучше, чем в Б.
Дядя встретил Елизавету в передней, он едва дал ей время поздороваться с родителями и сразу же повел в комнату с гобеленами. Какая перемена! Переплет зелени исчез с окон, по ту сторону стены лес расступился, открывая вид на прекрасную долину, казавшуюся девушке сказочной.
— Это — Линдгоф, — пояснил дядя, указывая на огромное здание в итальянском стиле, стоявшее у подножья горы, на которой находился Гнадек. — Я принес тут нечто такое, что поможет тебе рассмотреть всякое дерево на горах и каждую травинку в долине, — продолжал он, приставляя к глазам девушки подзорную трубу.
Елизавета увидела высокие хмурые горы, по долине серебрилась речка и вилось обрамленное тополями шоссе. Деревушки оживляли задний план долины.
Особняк Линдгоф, окруженный обширным парком, был отчетливо виден. Под его окнами расстилалась лужайка, а на ней пестрели причудливые клумбы с яркими цветами. Взгляд Елизаветы с удовольствием остановился на группе старых лип, густая и яркая зелень которых образовывала навес, поддерживаемый темными стволами, дальше виднелся большой зеркальный пруд, окруженный парком. В его водах отражались прибрежные деревья, что придавало некую меланхоличность всему виду. Время от времени в таинственной тени, отбрасываемой аллеей на гладь пруда, проплывал белый лебедь, с любопытством вытягивая над водой шею и обдавая вековые стволы дождем серебристых брызг со своих крыльев.
Под последним деревом аллеи стояла кушетка, на которой лежала девушка. Она запрокинула свою прелестную головку, так что волна длинных каштановых волос ниспадала на спинку кушетки. Из-под подола белого кисейного платья выглядывали стройные ножки в бронзового цвета туфельках. В тонких пальцах незнакомка держала какие-то странные предметы, которые машинально теребила. Ее лицо было белым, словно лилия, и только тонкие губы имели красноватый оттенок. Можно было усомниться, что это лицо живого человека, если бы не чудесные глаза на нем. Эти глаза были направлены на мужчину, который сидел напротив и, по-видимому, читал вслух. Его лицо Елизавета не могла рассмотреть, потому что он сидел к ней спиной. Но было ясно, что это высокий стройный молодой человек с густыми белокурыми волосами.
— Эта прелестная дама там, внизу, — баронесса Лессен? — с живым интересом спросила Елизавета.
— Нет, — ответил лесничий, взяв подзорную трубу, — это барышня фон Вальде, сестра владельца Линдгофа. Ты назвала ее прелестной? Головка действительно очень красива, но она калека и ходит на костылях.
В эту минуту в комнату вошла госпожа Фербер. Она тоже посмотрела в подзорную трубу и нашла девушку хорошенькой, причем обратила внимание на выражение бесконечной доброты на ее лице.
