К этому времени Вольф фон Гнадевиц уже отправился к праотцам и, поскольку он строго придерживался правил своих предков — никогда не оставлять ни одной обиды неотмщенной, составил справедливое завещание, написанное им собственноручно. Согласно этому завещанию, ставшему подтверждением его родовой последовательности, дальний родственник его жены становился наследником всего имущества. Заканчивался документ следующими словами:
«Вследствие того, что Анна-Мария Фербер, урожденная фон Гнадевиц, имеет неоспоримые права на наследство, я завещаю ей замок Гнадек в Тюрингии. Анна-Мария не может не признать, что я совершаю благодеяние, оставляя ей приют, являющийся свидетельством благородства нашего рода, к которому она также принадлежит. Зная хорошо, что в этом замке всегда царили счастье и благоденствие, и обстоятельно взвесив сей неоспоримый факт, я нахожу излишним присоединять еще что-либо к этому подарку.
Если же она не сумеет оценить мой дар и пожелает продать его, то она тотчас же лишится своих прав на замок, который тогда перейдет в собственность сиротского дома в Л.».
Это завещание, составленное Вольфом фон Гнадевицем на смертном одре, было самой язвительной насмешкой.
Ни Фербер, ни жена его никогда не видели этого старинного замка, но им, как и всем, было известно, что он представляет собой груду развалин, до которых в течение последних пятидесяти лет не дотрагивалась рука человека.
Вся домашняя утварь, панели и даже медные крыши с главных строений были сняты и перевезены в новый особняк в долине еще в самом начале его постройки.
С тех пор тяжелые запоры и висячие замки на громадных дубовых воротах запылились и заржавели, столетние деревья спокойно росли около серых зданий, и скоро покинутый замок, скрывавшийся за густыми кронами, стал походить на древнюю мумию в гробу.
Счастливый наследник всего имущества фон Гнадевиц, которому это владение среди леса было совершенно ни к чему, охотно продал бы за хорошую цену старый замок, но предусмотренная в завещании оговорка не допускала никаких своеволий.
Госпожа Фербер, прочитав доставленную ей копию завещания и уронив на нее несколько горьких слезинок, молча положила ее на письменный стол мужа и снова с рвением принялась за свое вышивание.
Фербер, несмотря на все старания и хлопоты, не мог получить никакого места и принужден был зарабатывать на кусок хлеба для семьи дурно оплачиваемыми переводами и перепиской бумаг и нот. Жена помогала ему рукоделием.
Какими бы мрачными ни были тучи, сгустившиеся над этой семьей, все же на небе засверкала звездочка, казавшаяся обещанием и залогом благословения, заменяющего все земные блага. Фербер ощущал на себе ее благотворное влияние, когда впервые приблизился к колыбели своей дочурки и бросил любящий взгляд на ее нежное личико с прекрасными глазами, казалось, уже улыбавшимися ему.
Прошло несколько лет. Подруги, держа у купели девочку, спорили, кто из них больше любит крестницу, клялись не забывать этого дня, но когда дела Фербера стали совсем плохи, то об этих обещаниях они уже не вспоминали.
Этот печальный опыт, приобретенный Елизаветой на девятом году своей жизни, нисколько не обеспокоил ее. Добрая фея наделила ее веселым, ровным характером и большой силой воли.
Фербер сам учил свою дочь. Она никогда не ходила ни в школу, ни в институт. Умственные способности Елизаветы быстро развивались под руководством даровитых родителей. Науки она изучала очень серьезно и с горячим стремлением основательно знать все, чем бы она ни занималась. В музыке она упражнялась усердно и с любовью, с какой обыкновенно человек отдается тому предмету, в котором видит свое призвание.
Вскоре она далеко превзошла свою учительницу — мать, и, несмотря на то что была еще ребенком, заметив мрачное облачко на лице отца, тотчас же бросала свои игрушки, садилась к нему на колени и рассказывала ему чудные сказки собственного сочинения. Позднее она изгоняла демонов тоски из души отца замечательными мелодиями, зарождавшимися в ее душе и переливавшимися, как жемчуг. Прекрасная игра девушки в мансарде привлекла внимание других обитателей дома. Елизавете предложили давать частные уроки, а затем и в институте, благодаря чему она могла значительно облегчить усилия родителей в заботах о насущном хлебе.
