Когда Колин начал ритмично двигаться, на Эмму вновь обрушился поток неизведанных ощущений. Но теперь Колин был с ней, в ней, и эти ощущения были еще острее, чем прежде. И вдруг она словно рассыпалась огненными искрами, и волна за волной упоительных содроганий прокатилась по всем клеточкам ее тела. Эмма громко стонала. Какое блаженство! Ей хотелось, чтобы оно никогда не кончалось. Она царапала ногтями по спине Колина, цепляясь за него как утопающая. Когда крещендо ощущений стало стихать, Колин, вдруг вскрикнув, сжал ее в железных объятиях.
…Какое-то время они лежали неподвижно, наслаждаясь свежим ветерком из раскрытого окна. Эмма услышала голос дрозда, как бы оплакивавшего наступление темноты. Воздух пах морем и сосновой смолой.
— Я и понятия не имела… — вдруг голосом, полным удивления, проговорила она.
— О чем? — размягченно спросил Колин.
— О том, что брак может дарить такой восторг.
Он повернул к ней голову и улыбнулся.
— Откуда же тебе было знать, ты же не была замужем за мной.
«Есть что-то колдовское в этой красоте!» — думала Эмма, утопая в цветах. Сад Треваллана покорил Эмму своим величием. Глядя на море, она наблюдала, как солнце в оранжевом великолепии спускается к горизонту. Все поместье словно было заколдовано усыпляющим рокотом волн, запахом сосен и моря, Четкими сине-зелено-серыми красками пейзажа. В это время года Треваллан особенно красив. Как жаль уезжать отсюда! Осталось три дня до отъезда в Лондон. Всего три дня. Эмма услышала позади себя шаги по усыпанной гравием дорожке. Это Колин, безошибочно узнала она.
— Может, никуда не поедем, а будем жить здесь? — спросила она, не оборачиваясь.
— Тогда пропустим конец сезона, — ответил Колин. — Мама дает бал в нашу честь.
Колин уже подумывал о Лондоне и о своих делах. Пора возвращаться. Достаточно того, что они сразу после свадьбы на две недели уединились в Корнуолле. Это вызовет даже больше сплетен, чем сам факт их неординарного брака. Злые языки — а в высшем обществе их предостаточно — начнут болтать, что он стыдится своей жены, что ее нельзя показать в обществе, и что он прячет ее в Треваллане. Чего они только не напридумают, с презрением думал он, а свет будет с наслаждением повторять эти сплетни.
Колин посмотрел на Эмму. На ней было платье из голубого муслина с отделкой из темно-синей ленты. Как она хороша! Его переполняла яростная готовность защищать жену. У нее отняли так много радости. Но эти потери в отличие от других своих потерь он в силах возместить, в силах вернуть ей радость и смех и спокойную жизнь. У Эммы все это будет. Он заставит высший свет признать ее, и тем хоть отчасти возместит горечь лет, проведенных в изгнании. Эмма же восприняла его ответ как мягкий упрек. И таких упреков она за дни, проведенные в Треваллане, выслушала немало. Поначалу она вообразила, что жгучая плотская страсть, которую Колин проявил в ночь после их прогулки под дождем, все изменит в их жизни. Она сама никогда ничего подобного не испытывала, и ей казалось, что в их отношениях наступила новая эра. Но на следующее утро он был такой же, как всегда, — учтивый, заботливый, остроумный. Точно такой же, каким она его видела после той ночи, когда она разделила его кошмары. Он вел себя так, будто в их жизни не случилось ничего особенного.
Он ездил с ней верхом, показывал ей окрестности, знакомил ее с соседями. И каждую ночь приходил к ней в спальню и потрясал ее удивительными ласками. А потом уходил к себе. Его по-прежнему мучили кошмары — Эмме это было слышно.
Эмма вздохнула. Она не понимала мужа, но молча соглашалась представлять миру картину дружелюбной, не омраченной разногласиями семьи. Колин не хочет жить здесь наедине с ней. У него масса дел в Лондоне и масса друзей, с которыми он хочет и должен поддерживать отношения. Придется ей тоже придумать себе занятия в городе и обзавестись собственными друзьями.
— Да, мне же надо заказать в Лондоне новые обои и шторы для Треваллана, — с нарочитой бодростью сказала она. — И несколько ковров.
— Тут я предоставляю тебе полную свободу, с улыбкой сказал Колин.
