— Я ему докажу, что эта женщина недостойна его фамилии, — счастливым голосом продолжала баронесса. — Если он хочет сделать ее любовницей — что ж, это меня не касается. Но я не уступлю свое место главы семьи какой-то гнусной потаскушке. Крейн, ты просто сокровище!
— Благодарю вас, миледи.
— Ты раздобыла как раз те сведения, которые мне нужны, чтобы вывести эту женщину на чистую воду.
— Я рада, что смогла вам помочь, миледи. — Крейн встала, чтобы удалиться, но уже у самой двери вдруг остановилась, как будто вспомнив что-то. — Да, миледи…
— Что еще, Крейн?
— Я давно хотела сказать, что темно-синяя накидка вам не к лицу.
— Моя новая накидка? — воскликнула баронесса. — Ничего подобного… — И тут она прикусила язык.
Камеристка просто хочет получить накидку за свои услуги. Крейн всегда требует плату за особые одолжения, но только такую, какую сама назначит.
— Синяя? — У баронессы опустились уголки рта. — Знаешь, ты, наверное, права. Что-то мне в ней тоже не нравится. Может быть, возьмешь ее себе, Крейн? Тебе этот цвет пойдет больше.
— Хорошо, миледи, если вы настаиваете, — ответила камеристка, выжимая из уступки баронессы максимум удовольствия.
— Да, настаиваю. Возьми ее себе, — сказала баронесса и махнула рукой, словно выкидывая что-то.
— Спасибо, миледи, — сказала Крейн и вышла из комнаты, удовлетворенно улыбаясь.
До чего же противная особа, — подумала баронесса. — Ни за что не стала бы ее терпеть, если бы от нее не было столько пользы.
— Послушай, отец, что происходит?
Робин Беллингем сидел с отцом в великолепной библиотеке своего городского дома.
— Тебя все это не касается, — ответил старший Беллингем, крутя в руке бокал с бренди.
— Как это не касается?! — воскликнул Робин, задохнувшись от негодования. — Сколько лет ты запрещал мне даже упоминать имя сестры. И вдруг она ни с того ни с сего появляется в Лондоне, и в газете сообщают о ее помолвке с Сент-Моуром. А куда делся ее муж?
— Он умер, — с очевидным наслаждением ответил его отец.
— Каким образом?
Отец небрежно махнул рукой — какая, дескать, разница.
— Главное, что его больше нет, и Эмма может теперь занять достойное место в обществе, — удовлетворенным тоном произнес он.
— Когда она вернулась? Как она познакомилась с Сент-Моуром? Какая она?
— Не советую тебе вникать в подробности. Достаточно того, что она, наконец, утвердится в высшем обществе. На это я, признаться, уже и не рассчитывал.
— Но, папа, мои друзья пристают ко мне с вопросами. Они требуют, чтобы я их с ней познакомил. И, конечно, удивляются, почему я о ней ни разу не обмолвился ни единым словом.
— Ничего, скоро они с ней познакомятся. Полагаю, что Эмма станет украшением высшего света. Она все еще очень хороша, — закончил старший Беллингем, словно полагая, что внешность Эммы — главное, что беспокоит Робина.
— Но я тоже вращаюсь в свете! — воскликнул тот.
Его задело, что отец предсказывает Эмме тот самый успех в свете, которого он сам пока что тщетно пытался достичь. — Я выгляжу перед своими друзьями полным идиотом.
— Вздор! Никто и не ждет, чтобы ты вмешивался в подобные дела. Не поднимай шум понапрасну, малыш.
— Должен же я знать, есть у меня сестра или нет, — пробурчал Робин, обозленный словом малыш.
— Да, все вышло весьма неожиданно, — сказал Джордж Беллингем, задумчиво потягивая бренди. — Пусть это будет тебе уроком, Робин. Нет такого бедственного положения, из которого не было бы выхода.
Как мне надоели эти назидания! — мысленно воскликнул Робин.
— Взять хотя бы твое увлечение картами, — продолжал мистер Беллингем.
Красивое лицо Робина выразило прямо-таки ослиное упрямство. Ну вот, — подумал он, — опять нотации!
— Ты ведешь себя безответственно, делая долги, — напыщенным тоном продолжал Джордж Беллингем. — Ты не прислушиваешься к мнению тех, кто старше тебя и умнее, и вот оказался в затруднительном положении. А основная причина — твои забулдыги-приятели. Взять хоть Джека Риптона…
— Джек — мой лучший друг! — вскричал Робин. — Он отличный парень.
— Нет, на мой взгляд, он беспутный малый. Вертопрах. И из какой он семьи? Никто в Лондоне не знает его родителей.
