БП. Между прошлым и будущим. Книга 2 - страница 232

Шрифт
Интервал

стр.

Что ж поделаешь, и это — отрыв от культуры, в которой мы выросли, — тоже цена, мы ее готовы были платить. И мы ее платили, покидая страну рождения, как нам тогда было известно — навсегда. Но именно после того, первого увиденного мной кунинского фильма, я стал охотиться за видеокассетами, пытаясь наверстать упущенное, и каждый раз убеждался в не новой истине — настоящее искусство не стареет: прошла война, и вот уже столько лет, как не существует СССР, а фильмы замечательного художника смотрятся, как будто отсняты они только вчера.

С книгами — всё проще: и тогда, когда советские границы были на замке, а мы жили «защищенные» ими от «тлетворного влияния», находили мы способы добыть и «самиздат», и «тамиздат». Ну, а сейчас-то, что и говорить: было бы время прочесть всё стоящее, только успевай! Я — не успеваю, даже и теперь, когда нет нужды ежедневно ходить на службу. И всё равно не успеваю.

Еще и потому что — Кунин.

Кажется, благодаря Кунину-писателю я могу предложить неологизм — «вездеиздат». Мне известны споры российских издательств за право издания и переиздания его книг, — той же «Интердевочки» (сейчас она напечатана в 20 странах), многотомного «Кыш» — приключений хитроумного кота Мартына, забавы которого не обязательно кошачьего свойства, хотя, в известном смысле, и кошачьего тоже.

Однажды на ночь досталась мне книжка с названием мало мне что тогда говорящим — «Русские на Мариенплац». Знал бы на что иду, а вернее, «на что ложусь», пристроившись на подушках поудобнее и ближе к неяркой прикроватной лампе. Какой тут сон, когда впору через каждую страницу звонить кому-нибудь из близких, чтобы немедленно процитировать абзац-другой из «Русских…», и похохотать вместе. Я в ту ночь спал совсем немного.

Потому что — Кунин.

Кунин-писатель не принадлежит одному жанру. На смену проблемной «Интердевочке» приходит легкомысленно-авантюрный «Кыся-Мартын», перебирающийся из тома в том, из Германии — в Россию, из России — в Штаты, самолетом, пароходом, автомобилем. Кот уже мог бы и устать, но фантазия автора не дает ему уйти на нормальный кошачий покой, и, надо надеяться, еще долго не даст.

Еще тогда, в нашей первой подробной беседе, Кунин признавался, что к реализму охладел: «Хочется писать сказки — мне это интересно…» Так возникли и «Кыся», и «Русские…», и «Иванов и Рабинович»…

А вот уж совершенно необычный, в чем автор и сам признается, для Кунина жанр — «Мика и Альфред». Это экскурс в мир ирреальный, метафизический, но он, этот мир, волей автора, не просто существует и живет по своим законам, но и навязывает их вполне реальным героям: и вот границы между этими мирами оказываются размыты, и герой уже не знает, к какому из них он принадлежит. Удивительная книга! Но язык ее остается прежним — сочным, ярким. И полифоничность фабулы — та же.

Потому что — Кунин.

Очень огорчительно для нас оказалось известие, что свой юбилей Кунин будет встречать не с нами, как мы уславливались еще совсем недавно. Писатель только что вернулся в Мюнхен — по месту нынешней «прописки», где ему нормально живется и хорошо работается — вернулся из Санкт-Петербурга, города, где он прожил много лет, где его талант киносценариста реализовался в первых постановках. Правда, тогда город назывался Ленинград.

А потом — были полтора десятка картин на Мосфильме, принесшие призы, в том числе и международные. Ну, и что с того, что название города переменилось? Сейчас там издаются и переиздаются одна за другой книги Кунина, и вот уже готовится к печати новый роман, продолжающий жанр, в котором ангел — нет, не фигуральный, а самый настоящий, каким только бывает ангел, спустившийся с небес, — одно из главных действующих лиц.

Но пока автор предпочитает о сюжете не распространяться — и это его право. Подождем — тем более, что первая публикация в периодике отрывков из этого романа обещана нам в «Панораме». Автор свое слово непременно сдержит.

Потому что — Кунин.

Я люблю этого человека.

Июнь 2002 г.

И академик, между прочим

Лев Шаргородский

Когда-то было сказано, правда, по иному поводу: «Не могу молчать!» Вот и я сегодня не могу, сам бы себя не простил, промолчав. Одному из самых (самых!) первых авторов, чьи рассказы были опубликованы в нашей газете двадцать и даже больше лет назад, моему близкому товарищу подошла юбилейная дата.


стр.

Похожие книги