Туда меня однажды зимой привел Гладилин. Пока мы дошли до здания от оставленной на стоянке машины, уши Гладилина успели сначала покраснеть, а потом, почти сразу начали белеть. Как он в лютый мороз оказался в Москве без ушанки, он и сам почему-то не знал: я едва его уговорил закутать голову моим шерстяным шарфом, так что в тот раз писательские уши оказались спасены. За «потом» — не ручаюсь. Я через день улетал, Гладилин оставался в Москве по издательским делам — там его снова обильно печатают.
А в другой приезд в Доме литератора была презентация (о, это модное, если не самое модное слово в России — ПРЕЗЕНТАЦИЯ!) его новой книги, только что изданной московским издательством. Правильнее всё же сказать — творческий вечер писателя Анатолия Тихоновича Гладилина.
Всё же, для большинства пришедших и выступивших — Толи, — они пришли и говорили хорошие слова, вспоминали что-то, часто только им известное и памятное…
Нашлось и у меня что сказать и, кажется, удалось попасть «в струю» — язык у меня легко развязался: так случилось, что в ЦДЛ я прибыл сразу после встречи с Лимоновым. Мы помянули с Эдом Наташу Медведеву, так я его теперь называю — 60 лет всё же, не Эдиком же звать по старинке, — он очень трогательно описал в недавно изданной книге на нескольких страницах историю его знакомства с Наташей — произошедшего в самом начале 80-х при моём активном посредничестве и участии.
В общем, было у меня основание соответствовать тону, заданному выступившими до меня, и я, получив слово, с трибунки вспомнил эпизод, происшедший со мной однажды после вечера с Гладилиным, проведенного у Аксеновых, — они тогда некоторое время снимали квартиру в Лос-Анджелесе. Приехал я туда поздно, задержала служба, еды на столе не оставалось, только толпились в небольшой гостинной гости, в числе которых помню Кончаловского с Ширли МакЛейн.
Открытая спина актрисы оказалась обильно покрыта крупными веснушками, наудивлявшись им, я просочился на кухню в надежде обнаружить там что-нибудь из остатков, что могло бы послужить закуской. А закусить очень было надо — всё же мы с Гладилиным, оставшись за столом вдвоем, за разговорами «усидели» значительную часть пузатой «Смирновской».
«Обожди! — сказала Майя, — я тебе сделаю чай». И бухнула в небольшой чайник полную пачку чая; стакан этого глубокого черного цвета напитка (чифиря) — как только я не взорвался? — хоть и приглушил аппетит, но вскоре же сослужил мне куда более важную службу. Вот эту историю я и вспоминал на творческом вечере моего доброго друга Гладилина.
В первом часу ночи я пытался выбраться из лабиринта незнакомых мне улочек к фривею, чтобы по нему докатить до дома — там-то уж дорогу я знал. Но где он, этот фривей, пытался я сообразить, меняя ряды: левый — на правый, правый — на левый, и наверное, всё же выбрался, если бы не… Стоп, тут я должен перевести дыхание: слепящий луч, направленный мне в спину и отраженный от зеркала, предлагал мне немедленно остановиться: полиция.
Так — сейчас проверят «на трезвость». Не чувствовал я себя сильно выпившим, только какая проверка не выявит принятую дозу, а значит — ночевать в полиции и, наверное, прощай водительские права.
И вот тут случилось чудо. Конечно же, сначала проверка «на запах», вопрос — сколько выпил, пройти вперед-назад, пальцем до носа, счет от единицы к десяти и наоборот… — Спасибо тебе, Майя, за тот чифирь! — я и сейчас говорю: выдержал все проверки, даже высокие, модные тогда, каблуки не помешали.
— А всё же, сколько вы выпили? От вас пахнет, я должен вас задержать и отвезти в отделение на проверку количества алкоголя в крови, — огромного роста негр-полицейский продолжал испытующе смотреть мне в глаза. Или он только казался мне огромным?
— Да чуть-чуть, рюмку одну, «уан шот»…
— Вы что, не знаете, что за рулём не пьют?
— Офицер, ну пришлось, ну не мог не выпить, друг приехал из Франции, мы столько лет не виделись!..
— Какой ещё друг?
— Как какой — Гладилин! — уже в полном отчаянии, с нивесть откуда взявшимся пафосом, я подтвердил: Гладилин!
— Гла-ди-лин? — переспросил полицейский.
