Или вот, когда мы были в Финляндии на фестивале бигбэндов, там был такой известнейший трубач, сейчас он лучший педагог, можно сказать, во всех университетах, начиная с Беркли, — Херб Померой. У него после войны лет десять был бигбэнд. А прославился он тем, что был лидирующим трубачом и импровизатором. Обычно у нас один лидирующий трубач высокие ноты берет, а другой — импровизатор. А он это совмещал. Когда мы отыграли свою программу, я понял, что их интересует не переигрывание того, что есть, а новое. И мы так и играли: целый ряд моих вещей и обработку классики.
Как-то я сижу со своим дирижером в ресторане гостиницы, где мы остановились, и вдруг подходит к нам мужчина лет пятидесяти и говорит: «Мистер Лундстрем, я подслушал, что вы по-английски говорите». — «Да, раньше лучше, сейчас хуже», — отвечаю я. — «Мое имя вам ничего не скажет: я Херб Померой».
«Как не скажет? Мы же ваши аранжировки играли!» — «Как? В России?!» — «Да, в России». — «Не может быть! А как они назывались?» А мы тогда сами не знали, как они назывались. Зубов Леша с пленки снял и назвал «X. Померой, номер 1», «X. Померой, номер 2». Я говорю: «Названий сейчас не помню, но мы играли». А он: «Я вчера прослушал вашу программу и, должен признаться, я все биг-бэнды знаю и у нас в Америке, и в Европе, но вы — единственный оркестр, который имеет свое лицо. Все остальные — second hand, вторичны. И еще важная деталь. Вот, например, в Швеции есть оркестр, в Бельгии — они исполнители совершенные, но too cool, а вы, — говорит, — единственный в Европе, который играет heart to heart».
Я всю жизнь мечтал, чтобы или «Музыкальная жизнь», или «Советская музыка», или, в крайнем случае, «Совкультура» заметила это. Так нужно было поехать в Финляндию, чтобы американец это заметил!
В чем была ошибка
В дверь позвонили — это приехал Зубов.
— А мы тут тебя вспоминали, — Лундстрем, не поднимаясь со стула, обнял подошедшего к нему бывшего питомца.
— Олег Леонидович, — попросил я гостя, когда завершились взаимные приветствия и сопутствующие им «а помните?», «а помнишь?» — Скажите, пожалуйста, в последние годы что происходит с оркестрами, насколько жизнь их стала легче? Или труднее? Ситуация-то в стране сложная, до музыки ли?
— Я — человек, который еще помнит, потому что мне тогда было лет 14–15, когда кризис был — мировой. И начался он в Америке, в 30-м году. Тогда полмира голодало, а тут, в Штатах, выбрасывали пшеницу в море, потому что монополии так взвинтили цены, что рядовой, уже не только европеец, но и американец не мог купить скопившихся продуктов. Хотя те, кто был побогаче, для себя уже все накупили. Вот и оказывается: экономика может держаться лишь на рядовых гражданах. А для этого они должны зарабатывать что-то.
Я недавно интервью с Леонтьевым читал. Бывший наш, а теперь ваш экономист. Очень интересное было интервью. У нас корреспондент обычно любит свое мнение высказать.
Во всем мире эксперты, которые имеют три образования, могут только комментировать, а у нас каждый считает, что важно свое мнение высказать. Страшно возмущает всегда это! Причем, чаще всего — некомпетентное мнение. Так и этот — он начал так интервью: «Г-н Леонтьев, мы очень рады, что вы приехали, знаем, что вы ведущий американский экономист. Мы теперь, конечно, понимаем, что революция была величайшей ошибкой, и даже Февральская революция, вот надо было, чтобы Столыпин…» Ну, и так далее.
Леонтьев слушал его долго, не перебивая, а потом, когда корреспондент остановился, сказал:
«Я с вами не согласен. Во-первых, если была предреволюционная ситуация, значит, должна была случиться революция. Это неизбежность. Шла Первая мировая война, и все это вместе сложилось… Второе: вот вы меня назвали экономистом американским. А вы знаете, что когда Ленин объявил НЭП, мы, затаив дыхание, ждали и думали, что Советский Союз из этой трясины вытянет весь мир. Потому что даже до революции столько пшеницы не продавала Россия, как при НЭПе. А мы задыхались от монополий.
В то время Рузвельт пришел, который интуитивно почувствовал, что это ненормально, и вот что он сделал: ознакомившись, может быть, с изысканиями Ленина (это вполне возможно), он снял налоги с малого бизнеса и такие налоги на монополии добавил, что на него было два покушения, оказывается. А величайшую ошибку у вас совершил товарищ Сталин, который вместо того, чтобы продлить, как Ленин говорил, всерьез и надолго НЭП, эти монополии создал у себя в стране — государственные. Так что вы, говорит Леонтьев, сейчас не плоды революции пожинаете, а плоды монополизации государственной». — Вот, — завершил Лундстрем, — должен был приехать американский экономист и разжевать, и показать всем, в чем ошибка.
