Я слушал это, слушал, а потом попросил принести мне бельевую прищепку. Принесли. Подвели к ней провода от взрывного устройства, а между ними я вставил диэлектрик, который тросиком привязал к Владиславу — себе не мог, так как рулил до последнего. Вылетает он из машины — вылетает диэлектрик, замыкание, взрыв! И полная гарантия, что нас в машине уже нету, а то — по радио!.. Взрываться-то даже с применением самой совершенной техники, очень не хочется.
Профессионал отличается даже от физически хорошо тренированного дилетанта еще и тем, что тот раз прыгнет, скажем, с высоты тридцать метров — и доволен. А профессионалу надо выходить на второй дубль, на третий… И ни о каком бесстрашии в этом случае речь не идет: профессионал обязан бояться. Сколько ко мне приходило бесстрашных: «Я, мол, ничего не боюсь, — сделаю что угодно!» Только такие долго не задерживаются у нас.
Страх — это когда ты все просчитываешь, все выверяешь… это то, что тебя мобилизует, когда ты летишь с неба, из вертолета на гору картонных ящиков. Россия — не Голливуд: именно на картонные ящики мы и прыгали. А эта гора с высоты кажется такой маленькой — в нее же еще попасть надо! И приземлиться при этом не на ноги — ноги из плеч выбьет! — а на спину, кувыркнувшись в последний момент. Вот как раз на этом трюке мой друг Саша Карин и «недокрутил» чуть-чуть. Перелом позвоночника… до сих пор на коляске.
Мне рассказывали психологи, что есть определенная категория людей, которым просто необходимо время от времени повышенное содержание адреналина в крови. Можно считать, что я отношусь к этой категории. Но что такое страх, я знаю очень хорошо — без этого меня давно бы на свете не было. Приходя впервые в какое-нибудь помещение, ловлю себя на мысли — ага, в случае, если взорвется, прыгать надо сюда, а если загорится — действовать так-то… Но это автоматически, помимо меня. Это и в России мне помогало, и здесь, в Голливуде.
В советское время меня и в Польшу-то не выпускали. Только потом, когда система зашаталась, начались первые поездки — кругосветный автомобильный пробег, который «Комсомолка» организовала, после — чемпионат мира каскадеров в Тулузе. Потом и в Америку впервые попал, а в 90-м году — во второй раз, уже насовсем.
Начинал здесь с нуля и был к этому готов. О кино пришлось на несколько лет забыть: работал на стройках, машины водил. Много чего попробовал — и совершенно об этом не жалею. Я был уверен, что попаду в Голливуд, — я в него и попал. Не сразу, конечно: чтобы здесь сниматься, надо быть членом профсоюза. А чтобы быть членом профсоюза, надо минимум три (!) дня отработать на съемках. Ну, как тут прорвешься!
Помог один замечательный человек, продюсер. Разговорились мы как-то в период, когда я шоферил. И он мне сказал, мол, что-то ты разговариваешь, не так как простой водила. Ты, вообще-то, чем занимался? Я рассказал — он обещал помочь. И помог — так я начал в США сниматься в кино. Снимался в «Искусственном интеллекте» Спилберга, в «Единственном» Джет Ли, «Italian Job», «Dukes of Hazzard», в телевизионных сериалах Boomtown (NBC), «Fast Lane»(Fox). Играл в эпизодах со Стивеном Сигалом («Glimmer Man»), Куртом Расселом (в фильме «Солдат»). Сейчас у меня за плечами больше двадцати американских фильмов. А самое главное — поучаствовал в работе на крупных американских проектах, когда ты ощущаешь себя главной фигурой происходящего: ведь ты — в кадре! И все делается для того, чтобы тебе было комфортно, а это — разительное отличие от работы в России… Должен с сожалением сказать, что в России мало что изменилось. В смысле друзей и близких — у меня там никогда проблем не было, нет и сейчас.
В смысле же окружающей лжи — одна сменилась на другую… Такое ощущение, что на тебе постоянно чей-то глаз, чье-то внимание. Все тебе помогать пытаются, когда ты не просишь. Да не надо же обо мне без моей просьбы заботиться — я о себе сам позабочусь! Ан нет — лезут… И потом, эти коммуняки — они же никуда не делись: вместо райкомов и горкомов сидят в депутатах или в корпорациях. Знакомые все лица! Нет уж, мне в Америке спокойнее.
