Я уж собрался было расшифровывать аудиозапись нашего разговора, на что ушел бы не один день, но выручил меня наш общий приятель, и, в недалеком прошлом сотрудник «Панорамы», Саша Гуревич: не так давно и он разговаривал с Виктором в связи с его успехами в американском кино.
Виктор рассказывал, а Гуревич расспрашивал и записывал — о том, как Виктор горел в танке, перепрыгивал на «Жигулях» через идущий на полной скорости поезд, выбрасывался с вертолета с высоты десятиэтажного дома, выпрыгивал из взрывающегося автомобиля, на полной скорости летящего в реку через перила моста, катился по крутой лестнице, успевая стрелять…
«У Виктора были все шансы погибнуть — потому что, в отличие от нормальных людей, он всю жизнь сам создавал для себя ситуации, которых следует избегать. Он построил свою жизнь так, что риск оказался его повседневной работой…», — это из записок Гуревича.
— Знаешь, — рассказывал ему Виктор, — я с детства отличался некоторыми отклонениями. Рос в благополучной советской семье и, по идее, я должен был расти нормальным советским ребенком. Однако, рос я антисоветчиком, — хочешь верь, хочешь, нет. Поначалу это было просто на уровне эмоций: нравится — не нравится. Я с детства очень не люблю, когда меня обманывают. И во всей нашей советской действительности я ощущал этот обман: фальшь какая-то была даже в пионерских песнях, в построениях, да и во всем прочем.
Но меня Бог уберег от активного участия во всей этой жизни — меня выгнали из октябрят. А было так — старший брат у меня постоянно отбирал деньги, которые я копил на велосипед. Возникла необходимость прятать эти деньги так, чтобы никто до них не добрался… И я придумал: я был награжден во втором классе призом за лучшую стенгазету — небольшим настольным гипсовым бюстом Ленина. Помнишь, были такие? И я пропилил в голове у вождя щель и запихнул туда монеты и бумажки — бюст же внутри пустой.
Так вот: дошло до школы, и меня исключили из октябрят. Их даже не факт складирования денег внутри вождя потряс: ведь, чтобы эти денежки потом достать, нужно было вождя молотком на куски расколоть. И такую несознательность мне простить не могли. Но Ленину, честно говоря, я был за этот случай очень благодарен: меня потом ни в пионеры не принимали, ни в комсомол… Так я на всю жизнь и остался вне организаций.
Но оставался спорт: я за ЦСКА в хоккей играл, в команде мальчиков. Потом еще автомобиль… Я рано научился водить и это дело мне очень нравилось — я, вообще, люблю скорость и экстремальные ситуации. И когда кто-то из старших ребят позвал в 1970 году сниматься в фильме «Последняя встреча»— я пошел без колебаний. Сюжет я не помню, но помню, что надо было на приличной скорости выпрыгнуть из бензовоза в кювет. Выпрыгнул, малость побился. Еще выпрыгнул…
Чем мне нравилась работа каскадера? Прежде всего, отсутствием режима: ну, не представляю себя приходящим в контору по часам! — никогда я так не работал. Вот выполняешь трюк: ты и автомобиль (или огонь, или высота, или то и другое, или все вместе) — и остаешься один на один с опасностью. И как ты ее преодолеешь, чтобы и трюк сделать, и выйти живым, — дело твоей тренированности, расчета и умения.
Я очень быстро преодолел эту ступень, от просто исполнения трюков к их «конструированию», придумыванию, а это уже творчество. И, видимо, у меня неплохо получалось — меня стали приглашать придумывать трюки. В России я участвовал в съемках фильмов полтораста, как минимум. Я работал с Глебом Панфиловым, Павлом Лунгиным, Евгением Гинзбургом, Александром Муратовым, с другими режиссерами…
Гуревич и сам напомнил Иванову о его съемках в фильмах, ставших классикой: гонки «Мерседеса» и «Волги» в «Такси-блюз» Лунгина, например.
— А ведь в каких условиях мы работали? — рассказывал ему Иванов, — угробить для полнометражного фильма легковую машину считалось чуть ли не государственным преступлением. А что там у нас было? Моток проволоки да смекалка, которая, бывало, крепко выручала. Уже в послесоветский период, когда я стал выездным, снимали эпизод во Франции. Там мы с коллегой, Барковским Владиславом, должны были по ходу съёмок выпрыгнуть из автомобиля, падающего в реку, и авто тут же должно было взорваться. И вот их инженеры судят, как точнее рассчитать, чтобы взорвать машину с помощью радиоустройства.
