Но вернемся в наши дни…
Аристократ…
…Лучшее название к этой части заметок просто не придумывается. «Решись я сегодня полностью и последовательно изложить нашу нынешнюю, московскую, беседу с Кончаловским — потребовался бы не один десяток страниц. Возможно, со временем так и случится, — но это потом… Здесь же привожу только самое близкое смыслу и идее заметок этого раздела книги…», — писал я в «Панораме» и позже, в сборнике, вышедшем в московском издательстве.
«Потом» — наступило сегодня, когда не теснят газетные или заданные издательством рамки.
Итак, середина 2010-х… Андрон, как всегда, парадоксален и даже, кажется, провоцирует возражения — он ожидает их, выслушивает и почти сразу переходит к следующей теме. В этот раз я, может быть, впервые за все годы нашего знакомства по-настоящему оценил глубину, неординарность, философичность его мышления. Добавлю — и энциклопедизм…
Возвращаясь к той беседе с Кончаловским, сохраню в записи вопросы и Анны Ж. — боюсь, не вспомню сегодня её фамилию, да и вряд ли это существенно: совершенно неожиданная для меня участница нашей встречи, польская журналистка — она оказалась в квартире Кончаловского, неподалеку от Васильевской, в двух шагах от Московского Дома кино, чуть раньше, чем я. Андрон не успел меня предупредить: журналистка в этот вечер возвращалась в Варшаву, и её визит оказался почти неизбежен… ну, не мог Андрон ей отказать! И беседа наша случилась «на троих»…
Приведу сначала часть ответов Андрона на вопросы гостьи, свидетелем которых мне случилось быть — я их сохранил в магнитофонной записи, — в контексте рассказа о той нашей встрече они кажутся мне не совсем лишними.
Интересовалась она многим, Андрон терпеливо ей отвечал — не смущали его и вопросы гостьи, казавшиеся мне за гранью дозволенного — той, где начинается очень личное. Нашу с ним часть беседы я намеренно ограничил отдельной главой в этой записи. Пока же приведу некоторые его ответы Анне — пусть простит она меня за это заимствование, как я простил её за отнятое время из оговоренного мною с Андроном загодя.
С них и начну:
— Я хочу взять из беседы с вами, может, какие-то её части на радио, — предупредила Анна, включая не по-походному солидный магнитофон.
— Да что хотите, то и делайте, — улыбнувшись, разрешил Андрон.
— Можно, я спрошу такое… — вы были когда-нибудь счастливы? — и она щелкнула кнопкой магнитофона.
— Почему когда-то — всю жизнь! — не задумавшись отреагировал Андрон.
— И что, вы никогда не нуждались, у вас всегда было много денег?
Я зажмурился — вот это вопрос для начала!
— По советским понятиям — всегда, — не смутившись, сразу ответил Андрон. — Я писал сценарии, а это более прибыльная вещь, чем постановка фильма — за них платили «роялти»-потиражные. А было поставлено десять, или даже 15 фильмов по моим сценариям — именно сценарий был мой первый диплом, снимал я его в Киргизии… Потом я женился на казашке, и появились фильмы по моим сценариям в Казахстане, в Узбекистане, в Туркменистане, в Таджикистане — там их было немного, чуть-чуть. Так и были все азиатские республики мной «охвачены», — улыбнулся Андрон — А в вас, и правда, есть что-то азиатское!
«Не слабо…» — подумал я.
— Наверное, есть — я ведь из казаков: мой прадедушка Суриков был яицкий казак, а казаки мешались в Сибири с киргизами, с другими… В общем, «завоеватели Сибири» — вот и себе завоевали такое.
— Поскреби русского — найдешь татарина, — продемонстрировала Анна знакомство с нашей классикой.
— Ну, допустим, не татарина…
— А как сейчас живет Кончаловский? — наседала она.
— Безусловно, замечательно! Да и вообще, я всегда жил хорошо!
— Такое редко услышишь в России… — и почти сразу, — Сколько вы получали раньше, сколько теперь?.. Вы сегодня живете лучше или хуже?..
— Хуже, конечно, — быстро ответил Андрон, — но при этом, все равно хорошо… Я, пожалуй, единственный человек, кто говорит это сегодня в России. Почему? Дело в том, что русские очень любят жаловаться, любят, когда их жалеют. У нас любят несчастных, бедных и больных, ненавидят здоровых и богатых… А лучше всего быть алкоголиком, несчастным, запрещенным — такой типаж, поэтому и я был определенное время героем — у меня запрещали «Асю-хромоножку».
