А мне спасли зрение. Я вижу одним глазом, у меня очень тяжелая форма глаукомы. Кстати, не могу не сделать комплимент и в адрес американской медицины, коль у вас практикуют такие специалисты мирового класса, как мой старинный друг Самуил Файн. Так радостно было здесь с ним встретиться. Для меня он давно уже стал олицетворением истинного целителя, который высочайшим искусством своим сумел отобрать у недуга, угрожавшего жизни, мою любимую жену Таню… Бесконечная ему благодарность!
У нас и в Израиле очень много друзей. Даже и премьеры относились ко мне очень сердечно, беседовал со мной не раз Ицхак Рабин, когда роман вышел, прислал мне письмо, где поздравлял меня с этим событием. Для меня свята его память.
— Я подозреваю, что самое последнее письмо в его жизни было адресовано „Панораме“ в связи с 15-летием, — вспомнил я, — оно у меня хранится. Мы тогда еще не успели получить это письмо, а уже пришло сообщение, что он погиб.
Чтобы судьба совершилась
Кажется, только что я пообещал, что задаю Алексину последний вопрос. Оказалось — не последний, как это и бывает обычно с собеседником, с которым не хочется завершать разговор.
— В связи с Израилем: когда вы смотрите там телевидение, на экране вы видите главным образом еврейские лица — что нормально. То же и в Америке: вы не удивляетесь тому, что много евреев на телевидении, и что владельцы телевизионных каналов во многих случаях имеют еврейское происхождение — все они здесь просто американцы.
Но вот и в России я увидел в телепередачах немало еврейских лиц: среди ведущих, редакторов и авторов, владельцев программ и их участников, и т. д. На фоне того, что происходит в стране, не кажется ли вам, что подобное положение в определенной степени может способствовать росту антисемитизма? Нетрудно же представить себе реакцию простого россиянина, замученного невзгодами нынешней жизни и задуренного пропагандными речами красно-коричневых лидеров?
Сегодня, пять лет спустя, когда я снова в Москве, и вернулся к записи нашей беседы, мне кажется, лиц „некоренной национальности“ (замечательный эвфемизм, не так ли?) на телеэкране заметно поубавилось. Неужто и нынешние руководители российского телевидения, или даже те, кто над ними, разделили высказанные мною сейчас опасения? И приняли соответствующие меры…
А тогда, недолго помолчав, Алексин ответил:
— Трудно сказать… я и сам вижу, что евреев там немало. Самое главное — лучше бы этого вообще не замечать, — чуть подумав, продолжил он.
— Как в Штатах, — согласился я. — Здесь людям просто не приходит в голову задаться вопросом, кто там на экране — Кац или Смит… Ваша собственная дочь — ведущая одной из передач нью-йоркского телевидения — кому-нибудь приходить в голову связать ее происхождение с проблемами собственной жизни? Но дело, по-моему, не только в компании Макашевых. Вам не кажется, что такая ситуация в принципе может явиться для определенной части российского населения раздражителем — вроде празднования Хануки в Кремле?
— Для каких-то слоев населения, может быть, да. Но эти люди не будут представлять большинство в России, нет. Я в этом абсолютно убежден! А то, что мы по старой привычке все это замечаем, говорит, что проблемы еще существуют и негодяями будет это при случае использовано. И все-таки, я думаю, что макашевы и баркашовы сегодня не могут иметь никаких шансов. Хотя любые проявления фашизма, даже если он не опасен в глобальном смысле, должны пресекаться. Они должны быть просто невозможны!
— Вполне русский мальчишка в одной из передач, которую я видел в Москве, предложил, как рецепт выхода страны из экономического кризиса, попросту распродать немалую часть России: на глазах у нескольких сот, собравшихся в студийной аудитории и миллионов телезрителей, он стал кромсать карту — „Вот эту часть, Камчатку, можно отдать Японии — пусть они купят ее. Вот эту часть, Карелию, с удовольствием возьмут скандинавы…“. И т. д. А на деньги, которые мы выручим, будем улучшать жизнь людей в оставшейся части страны»…
— Это печально. Я русский писатель — писатель всегда принадлежит к той культуре, на языке которой он пишет. И я человек верующий. Лев Давыдович Ландау, которого я знал (не могу сказать, что с ним дружил, но он ко мне очень хорошо относился…), однажды сказал: «Толя, физик, который сомневается в существовании высшей силы, влияющей на все события, происходящие на Земле, это не физик. Но мы можем только знать о существовании этой силы, а все остальное мне неведомо».
