Вроцлавцы смотрели. Подковы застучали по доскам и балкам, молодые въехали на Пясковый мост. Прохожие расступались перед ними. Офка внезапно громко охнула, впилась ногтями в плечо Парсифаля.
— Что случилось? Офка?
— Я видела… — Офка проглотила слюну. — Мне показалось, что я видела… Знакомую…
— Знакомую? Кого? Может, вернуться?
Офка еще раз глотнула слюну, отрицательно покрутила головой, невольно зарумянившись. «Лучше нет, — подумала она. — Лучше не возвращаться к давним делам, лучше вычеркнуть их, выбросить их из памяти. Тот день на вершине Радуни. Лучше, чтобы любимый не знал, что это действие белой магии, что это магия их соединила, что это чары преодолели преграды и сделали так, что они вместе, отныне и навеки, ибо что Бог соединит, того не разъединить».
«Интересно, — вдруг подумала она, — удалось ли это и им, была ли и для них магия благосклонна? Для Эленчи… И для Электры. Электры, лицо которой мгновение тому я видела в толпе».
— Мы были едва знакомы, — пояснила она, пытаясь быть безразличной. — Ее зовут Электрой.
— Я удивляюсь родителям, — сказал Рейневан, — которые дают детям такие имена. Можешь считать это суеверием, но я боюсь, что имя может оказаться вещим и повлиять на судьбу потомка.
— То есть?
— Электра была дочерью Агамемнона, царя Микен. Она обожала отца; когда его убили, она взбесилась от ненависти и жажды мести. Она отомстила, но лишилась рассудка. Я не дал бы дочке такое имя.
— Я тоже нет. — Офка прижалась к жениху. — Мы нашу дочь назовем Беатой[1203].
Колокол Девы Марии в Пяске возвестил сексту. Рейневан пропихивался сквозь толпу, нежно храня за пазухой флакон с композитным ядом. Он решился. Ждал случая. Давно ждал случая.
Под охраной Кучеры фон Гунта и его людей Стенолаз шагал по середине Пяскового моста, поднятой рукой приветствуя льнущих к нему вроцлавцев. Его кафтан был украшен золотой цепью, символом власти. Стенолаз имел власть. Епископ Конрад делегировал ему светское наместничество всей Силезии, назначил оберландесгауптманом, управляющим, старостой и единовластным правителем Вроцлава, возвысив его над городским советом и магистратом. Вот так Биркарт Грелленорт стал самой могущественной после епископа фигурой в Силезии. Он стал ею при повсеместном одобрении и ко всеобщей радости. Потому что продолжалась ожесточенная война с гуситами, в гуситских руках по-прежнему оставались Немча и Отмухов, по-прежнему рыскали по Силезии банды гуситских мародеров и их союзников рыцарей-грабителей. Народ хотел власти решительной и сильной, сосредоточенной в одних сильных руках. Нужен был мессия, вождь и защитник. Вроцлавцы верили в своего защитника, верили, что он охранит их, защитит, поднимет из руин, сделает богатыми и счастливыми. Верили и смотрели на него, не сводя глаз, как на икону.
— Спаситель.
— Прибежище наше!
— Добродетель!
Под ноги Стенолаза сыпались цветы. Матери протягивали к нему детей, чтоб он соизволил благословить. Подмастерья ставали на колени. Беднота бросалась к ногам, откуда ее быстро выгоняли пинками люди фон Гунта.
— Под твое заступничество!
— Защити нас!
— Вождь, веди нас!
За Стенолазом семенил отец Фелициан Гвиздек, теперь фон Гвиздендорф, за верность и заслуги повышенный епископом на пребенду и должность каноника в коллегиате Святого Креста. Отец Фелициан улыбался толпе, благословил и мечтал. О том, что вскоре он будет идти впереди, а Стенолаз позади. Кучера фон Гунт, сжимая зубы, тоже улыбался, отталкивал назойливых.
— Всё рассмотрим, — обещал с улыбкой Стенолаз, отталкивая протянутые ему петиции и просьбы. — Всё внимательно рассмотрим… Виновных накажем! Закон восторжествует! И справедливость!
— Вон! — шипел на просителей Кучера. — Вон, а то как дам…
— Наступит золотой век для Вроцлава… — Стенолаз погладил по головке очередную девочку с букетиком. — Золотой век. После победы над врагами. Но борьба еще не закончена! — громко вещал он. — Гадина еще не добита! Вы должны быть готовы к жертвам и лишениям…
Он резко замолк, увидев прямо перед собой светловолосую девушку. Ее лицо кого-то Стенолазу напоминало. И вызывало беспокойство. «Ее лицо, — подумал он, — старше ее самой».