Из тумана, который начал медленно окутывать его чувства, постепенно стала возникать мысль о том, что жители города ожидают, когда он по-настоящему раскроет себя, займет более четкую и конкретную позицию, сделает то или сделает это, и когда это произойдет, они, в свою очередь, они каким-то образом отреагируют на его действие — примут или отвергнут его. И все же до него никак не доходило, какого именно решения они от него ждали.
Пару раз он осознанно шел за какой-нибудь группой людей, намереваясь по возможности разобраться, для чего они собрались, но те всякий раз довольно скоро обнаруживали его присутствие и немедленно расходились — каждый шел дальше своей дорогой. Все оставалось практически неизменным: ему никак не удавалось установить круг их подлинных интересов. Собор всегда пустовал; старая церковь Святого Мартина, располагавшаяся на другом конце города, также никем и никогда не посещалась. И покупки свои эти люди делали отнюдь не потому, что им хотелось что-то купить, а просто потому, что так полагалось поступать. В лавки они практически не заходили, ларьки огибали стороной, в кафе не заглядывали. Но улицы были неизменно заполнены деловито снующими людьми.
Этого просто не может быть, говорил он себе и сам же посмеивался над тем, что ему в голову вообще могла прийти подобная нелепая мысль. Ведь не может же быть так, чтобы его окружали люди-призраки, у которых лишь ночью начинается настоящая жизнь, и добровольно они выходят наружу лишь после захода солнца? Разве возможно такое, чтобы в дневное время они накидывали на себя маску бодрого притворства, тогда как подлинная их активность начиналась лишь с наступлением темноты? А может, у них души ночных существ, и весь этот благодатный городок находится в руках — лапах кошек?
Столь причудливая мысль потрясла его, словно ударила током; он даже невольно съежился, почувствовав приступ страха. И хотя он продолжал изредка посмеиваться над подобными мыслями, сознание его постепенно начинало испытывать нечто большее, нежели обычную неловкость, приходить к выводу, что неведомые ему силы все чаще подергивают, а то и просто тащат его за тысячи невидимых нитей, привязанных к самой сердцевине его естества. В душе его начинало медленно шевелиться нечто такое, что располагалось бесконечно далеко от его обычной повседневной жизни, что дремало на протяжении долгих лет — и тут же он ощущал, как к сердцу и мозгу его несутся едва заметные, стремительные сигналы, скоротечные импульсы, порождавшие причудливые мысли и даже воплощавшиеся в отдельные незначительные поступки. У него было такое ощущение, что ставкой в этом состязании с неведомыми силами является нечто жизненно важное, как для его тела, так и для всей души.
Всякий раз, когда он вскоре после захода солнца возвращался в гостиницу, Везин замечал фигуры горожан, робко крадущихся от дверей своих магазинов, бредущих по улицам в обоих направлениях и огибающих углы домов, и неизменно при его приближении беззвучно, как тени растворявшихся в наплывавших сумерках. Когда же двери гостиницы ровно в десять часов наглухо запирались, у него, естественно, полностью пропадала любая возможность посмотреть, как выглядит город в ночное время, хотя мысль об этом постоянно будоражила его сознание.
«…из-за их спячки, и из-за их кошек», — эти слова теперь все более часто звенели у него в ушах, хотя за ними по-прежнему не просматривалось никакого доступного ему смысла.
Более того, некая сила заставляла его ночью спать мертвецким сном.
