Борис и Глеб - страница 66

. По мнению А.Е. Преснякова, «о праве на старейшинство» нет оснований говорить даже по отношению ко второй половине XII века, когда, казалось бы, при притязании на Киев или при попытке установления верховенства власти одного князя над другими встречаются частые ссылки именно на это старшинство: «Князья заключают соглашения, причем один другого обещает “имети въ отца место и въ всей воли его… ходити”, причем комбинации возможны самые разнообразные: племянник оказывается отцом дяде, князья разных поколений — друг другу братьями. Вся эта терминология выродилась в условный дипломатический язык при заключении договора о союзе, помощи, покровительстве»^>{332}. Историк решительно отрицает концепцию, согласно которой передача власти регулировалась принципом старшинства: «Какие выводы можно сделать из <…> фактов относительно характера княжеского владения в древней Руси до смерти Ярослава Владимировича? Прежде всего надо подчеркнуть то, что уже отмечалось: полное отсутствие каких-либо указаний на понятие старейшинства, каких-либо преимуществ первородного сына. Борьба идет каждый раз за всю отчину, за все, чем владел отец, и кончается, лишь когда кто-либо начнет один владеть в Русской земле»^>{333}. И в этом нет ничего странного: и при выборе главы большой семьи, главы рода (старейшины) «решающее значение имел тот или иной фактический авторитет или выбор при отсутствии строго определенного порядка наследования»^>{334}. Историки, не отрицающие права старшинства для несколько более позднего времени, склонны признать: к 1015 году порядок старшинства еще не сложился^>{335}.

Существует мнение, что завещание Ярослава 1054 года свидетельствует именно о достаточно давнем существовании принципа старшинства, или старейшинства. Показательно, что этот принцип подан в летописи как неоспоримый, причем одна и та же «формула старейшинства» используется как в летописной повести о событиях 1015 года, так и в завещании Ярослава^>{336}.[96] Борис говорит: «Не буди того мне взяти, ни рукы подняти на брата стареишаго; аще отець мои умре, то сь (этот, то есть Святополк. — А. Р) ми будеть во отца место»^>{337}. А Ярослав завещает: «Се же поручаю въ собе место стол старейшему сыну моему и брату вашему Изяславу Кыев; сего послушайте, якоже послушаете мене, да той вы (вам. — А. Р.) будеть въ мене место»^>{338}. Еще ранее князь Святослав оставил Киев своему старшему сыну Ярополку. Это как будто «свидетельствует о существовании традиции во второй половине X — первой половине XI в. передачи Киевского стола в соответствии с первородством. Этот древнейший принцип лишь отражал традицию наследования в семьях в эпоху патриархата, а после распада рода — большой патриархальной и малой семьи. <…> Во второй половине X в. — первой половине XI в. на Руси уже существовал принцип наследования престола старшим сыном, — пишет М.Б. Свердлов. — Об этом же свидетельствует постоянное подчеркивание старейшинства Святополка его двоюродными и сводными братьями Владимировичами во всех исторических памятниках, сообщающих о событиях 1015 г. Тот факт, что Святополк и Владимировичи являлись двоюродными братьями, позволяет сделать вывод, что старейшинство Святополка определялось не только старейшинством по отношению к Владимировичам, но и тем, что он являлся сыном старшего среди Святославичей, то есть представлял собой старшую династическую ветвь. Поэтому можно предположить, что Святополк стремился утвердить принцип наследования стольного города и верховной власти на Руси по прямой нисходящей линии старших сыновей. <…> В пользу такой интерпретации династического наследования свидетельствует тот факт, что Владимир Святославич стремился передать княжескую власть своему любимцу-сыну Борису вообще без каких-либо признаков определенного принципа наследования, что в свою очередь указывает на полноту власти Владимира во время его правления. Таким образом, раскрытое соотношение факторов в княжеской династии раскрывает причины, почему Святополк не только “избивал” своих двоюродных братьев Владимировичей, но и выступил против Владимира в конце 1013-го — начале 1014 г.: он утверждал принцип своего старейшинства по отношению к дяде, Владимиру Святославичу, и права на власть своей династической линии как сын старшего среди Святославичей, Ярополка. Эта династическая коллизия совмещалась с необходимостью единовластия на Руси этого времени»