Синтезом этих начал стало самодержавие. Очень интересная конструкция: в самодержавие оказались встроены и чрезвычайный, и олигархический принципы! Если посмотреть на историю не только самодержавной Руси (России), но и Советского Союза, то увидим постоянную борьбу олигархата и самодержавия в тех или иных формах.
Например, Ленин сам называл свой режим олигархическим. Затем появился чрезвычайно самодержавный режим Сталина. Потом начался этап коллективного правления – до известного пленума, когда Хрущёв попытался на небольшой срок возродить единоличное правление. Но сплочённая номенклатура блокировала его усилия. И, далее, Брежнев – пример классической олигархии.
Игорь ШИШКИН. То же самое было и в другие периоды нашей истории.
Андрей ФУРСОВ. Конечно! У Александра I в начале правления был круг друзей и сановников, которые старались его ограничить. Братья Панины пытались ограничить самодержавие Екатерины II, установить принцип олигархии.
Есть важный принцип: генезис системы определяет её функционирование. Иван Грозный, создавая опричнину как эмбрион самодержавия, не смог полностью подавить олигархию. Её росточек остался в русской истории навсегда.
«Затейка верховников» с Анной Иоанновной – яркая попытка создать вновь олигархический строй. Она провалилась, потому что олигархия нескольких кланов ничего не давала другим кланам и основной массе дворянства. Возникали даже внутриклановые распри, у Долгоруких, например.
Поэтому опричнина как гиперболоид инженера Грозного разделила русскую историю: до самодержавия и после.
Но на формирующееся самодержавие бояре поспешили ответить Смутой, которая, как писал Ключевский, началась сверху. Был боярский «потаковник» – Василий Шуйский… Однако к 1649 году, к принятию Соборного уложения, восстановился строй, задуманный Грозным. В истории крупных социальных систем случайностей не бывает.
Игорь ШИШКИН. Может быть, ещё и в этом кроется одна из причин ненависти к Грозному у наших западников? Они без конца говорят о том, что если бы не опричнина и Грозный, то страна развивалась бы по западной модели, бояре низвели бы царя до «первого среди равных», выработали свои сословные представительные органы…
Андрей ФУРСОВ. А Россия при этом распалась бы на части…
Игорь ШИШКИН. Об этом они умалчивают, говорят только о том, что верховники вывели бы страну на магистральный путь развития.
Андрей ФУРСОВ. Да, Струве, в частности, писал о том, что верховники – это попытка демократического развития России.
Ещё пеняют, что Грозный разгромил Новгород, который якобы являлся альтернативой Москве. Новгород никогда не был альтернативой Москве! Уже к середине XV века он оказался социальным тупиком и пикником на обочине русской истории. И то, что Иван III так легко подчинил Новгород, – лишнее свидетельство того, что новгородский вариант развития изжил себя.
Часто говорят, что «история не знает сослагательного наклонения». Но это плохие историки не знают сослагательного наклонения! Если бы у истории не было набора вариантов, она бы имела мистический сверхдетерминированный вид. Но, кроме системного развития, есть субъект, есть воля, и всегда имеются варианты. Другое дело, что когда реализуется один вариант, прочие схлопываются. А реализуются, как правило, наиболее вероятные для данной системы варианты – в том случае, если система большая.
Маленькую Флоренцию всегда могут прийти и завоевать французы. Но если это огромная «инерционная» страна, как Россия, то всё идёт по другим сценариям. И, кстати, сравнительный анализ истории Восточной Европы XV–XVI веков показывает, что практически во всех странах Восточной Европы в той или иной степени к власти пришли военные. Однако централизованное мощное государство удалось создать только в России. Это получилось благодаря принципиально новой технологии власти.
До Ивана Грозного использовалась ордынская методика. Пётр I делал по-западному. А русскими технологиями власти являются опричнина (Иван Грозный), партия нового типа (Ленин) и сталинская система.
Игорь ШИШКИН. И одна порождалась другой.
Андрей ФУРСОВ. Совершенно верно! У них очень чёткая связь. Но, обратите внимание, к Ленину у нашей либеральной интеллигенции отношение более спокойное, чем к Сталину. Хотя без Ленина Сталина не было бы.
