21 июня 1941 года численность Красной Армии — 5 500 000 человек. Это только Красная Армия, помимо нее существовали войска НКВД: охранные, конвойные, пограничные, оперативные. В составе НКВД были диверсионные части и целые соединения, НКВД имел свой собственный флот и авиацию. А теперь несколько слов о положении в те годы немецкого военного потенциала. В мае 1941 года Советский Нарком черной металлургии И.Ф. Тевосян посетил германские, танковые заводы и ему было показано все. А он, грубо говоря, плевался, узнав, что у Германии нет танков с противоснарядным бронированием и что костяк немецкой танковой армии составляют легкие танки Pz.II, Pz.III, а также средние Pz.IV, и те и другие значительно уступают по всем тактико-техническим характеристикам, советским моделям. Тевосян поражен тем, что у немцев нет танков с дизельными двигателями (все немецкие танки были на бензиновом движке), нет танков с широкими гусеницами, нет танков с мощными пушками; Тевосян этому отказывался верить.
Для изучения и покупки германской авиационной техники Сталин отправлял в многократные длительные командировки своих лучших летчиков-испытателей и авиаконструкторов, включая своего референта по вопросам авиации А.С. Яковлева. Вот что рассказывает сам Яковлев: «Признаться, меня тоже смущала откровенность при показе секретнейшей области вооружения». «Сталина, как и прежде, очень интересовал вопрос, не обманывают ли нас немцы, продавая авиационную технику. Я доложил, что теперь, в результате этой третьей поездки, создалось уже твердое убеждение в том (хотя это и не укладывается в сознании), что немцы показали истинный уровень своей авиационной техники». И тут же реакция Сталина: «Организуйте изучение нашими людьми немецких самолетов. Сравните их с новыми нашими. Научитесь их бить».
Тем самым, совершенно очевидным является тот факт, что Германия слишком долго верила СССР. Что касается подписания пакта «о ненападении», то сам Никита Хрущев свидетельствует о том, что Сталин после подписания пакта радостно кричал, что обманул Гитлера. Пакт был ловушкой. Имея Сталина у себя в тылу, Вермахт воевал против Франции и Британии, бросив против них все танки, всю боевую авиацию, лучших генералов и подавляющую часть артиллерии. Летом 1940 года на восточных границах Германии оставались всего 10 дивизий, без единого танка и без авиационного прикрытия. Это был смертельный риск. Удар по СССР только чудом мог бы спасти Германию. У Сталина не просто было больше танков, пушек и самолетов, больше солдат и офицеров, Сталин уже перевел свою промышленность на режим военного времени и мог производить вооружение в любых потребных количествах. Но завершить тайную мобилизацию Сталин не успел, германский Вермахт нанес превентивный удар в момент, когда Красная Армия и весь Советский Союз находились в самой неудобной для отражения нападения ситуации — сами готовили нападение».
Всё это вместе взятое не оставляет никакого места для мифа о «великой отечественной» войне и показывает, что речь может идти лишь о противоборстве тираническому большевистскому коммунистическому режиму обрекшему подчиненные ему народы на невиданные страдания.
Почему же все это стало возможным? Ответ на этот вопрос сложен и прост одновременно. Сама сущность коммунистической идеологии требует отдельной оценки и переосмысления. Как уже было отмечено выше, коммунистическая идея основывается на тотальном материализме, насилии и терроре. Выступая против материализма, мы выступаем против системы псевдоценностей, представляющей человека с позиции коммунизма и капитализма, в виде потребительского биоробота, безликой рабочей силы, ничтожного винтика в огромном бесчеловечном механизме. Сам по себе коммунизм является разновидностью устоявшегося, догматического учения, якобы полностью отвергающего либерально-капиталистическую систему ценностей. Доказуемость, логичность и четкость формулировок, изложенных в коммунистических теориях, а также марксистская критика капиталистической системы не будут нами оспариваться. Критическому анализу подлежит сама основа, краеугольный камень коммунистической идеологии. Именно фундамент учения Маркса, изначально основанный на ошибке, напоминает математику, которая настаивала бы на том, что два плюс два равняется пяти!