– Всегда, – ответил он.
Она крепко обняла Августа и прижалась лицом к его сильной руке, обливая ее слезами радости. Он взял со столика манильскую сигару и закурил. Ему хотелось рассказать Анне-Луизе обо всем, что он когда-либо делал или видел, но времени до отъезда оставалось очень мало.
– Ты всегда будешь добрым и ласковым со мной, Август?
Он поцеловал кончик ее носа:
– Доброта в мужчине – это такое качество, которым восхищаются лишь немногие женщины, особенно среди очень молодых и очень красивых.
– Я всегда буду восхищаться тобой, Август. Расскажи мне о твоем ордене, об ордене «За заслуги».
«Почему ее так интересует этот покрытый синей эмалью крест? – подумал Август Бах. – Что он может значить для нее?»
Самолеты были совсем иными, когда он заслужил этот орден. Это были маленькие хрупкие бипланы, сделанные из брусьев, проволоки и пропитанной краской ткани. Не то что современные сложные машины из металла! Их тогда покрывали бесформенными розовато-лиловыми, красноватыми и серыми пятнами. Он помнил даже запахи бензина и аэролака – резкие запахи, от которых першило в горле.
– Я помню день, когда сбил первого англичанина. Была чудесная солнечная погода, на небе ни облачка…
– А тебе было страшно? – спросила Анна-Луиза.
– Я боялся тогда, что кто-нибудь может подумать, будто мне страшно, – ответил Август. Это был обычный ответ на такой вопрос.
– Ты видел пилота этого английского самолета?
– Это был двухместный самолет, – с трудом вспоминал Август Бах. – Я видел, как над открытой кабиной развевался конец белого шелкового шарфа пилота. Я зашел на самолет со стороны солнца.
– А ты гордился тем, что сбил самолет?
– Я убил тогда двух человек, Анна-Луиза. Это ужасная вещь. Позднее я сходил к месту падения самолета, чтобы взять в качестве трофея опознавательный знак, но вся ткань, на которой были нарисованы эти знаки, пропиталась кровью убитых летчиков. Они оба погибли. Часовой сообщил мне, что белый шарф английского пилота взял один из санитаров. «Он продаст его за пять марок», – сказал часовой. Я очень расстроился тогда…
Неожиданно комнату осветило ярким красным светом.
– Одна тысяча, две тысячи… – отсчитывала АннаЛуиза. Когда прогремел гром, она заявила, что гроза разразилась в четырех километрах от них. Шума дождя пока еще не было слышно.
– А ты знаешь, как определить, далеко ли гроза? – спросила она.
– Да, но это не особенно точно, – ответил Август.
Огромный слой холодного воздуха, приближавшийся к Альтгартену, двигался через Европу на восток со скоростью двадцать миль в час. Однако ветер дул в северном направлении. Вследствие дождя уровень воды в небольших озерах около Утрехта повысился. В районе аэродрома Кронсдейк дождь молотил по постройкам сельского типа, по пруду, по мощенным булыжником и асфальтированным дорогам с таким остервенением, что во все стороны отскакивали мельчайшие брызги, создавая впечатление, будто все вокруг покрылось высокой белой травой.
В доме номер тридцать один дождь разбудил оберлейтенанта барона Виктора фон Левенгерца. Было десять часов по центральноевропейскому летнему времени, барометр упал необычайно низко. Погода представляла для Левенгерца большой интерес, ибо он был летчиком, а Кронсдейк – аэродромом ночных истребителей люфтваффе.
Военные объекты были построены так, чтобы они походили на голландские крестьянские домики. Около взлетно-посадочных полос «паслись» стада коров, сделанных из досок, фанеры и гипса. Эти коровы были предметом нескончаемых шуток и насмешек, но вместе с тем они достаточно хорошо имитировали настоящих животных, чтобы ввести в заблуждение аэрофотоаппараты.
Планы строительства этого аэродрома были разработаны за три года до оккупации Голландии. В настоящее время Кронсдейк играл чрезвычайно важную роль в противовоздушной обороне Германии. Он находился на прямом пути с аэродромов бомбардировочной авиации в восточной части Англии к Руру, как шлагбаум на темной, по оживленной дороге.
Обер-лейтенант барон Виктор фон Левенгерц бодро вскочил с постели и сделал зарядку: двадцать выжиманий в упоре и восемьсот шагов на месте.
