Ну, и еще уйма мелких подробностей, которые теперь знаю назубок.
Вообще-то в последние месяцы я стал чувствовать, что кабинетная работа набила мне оскомину. Срочное задание пришлось кстати, совсем не худо теперь проветриться в качестве полевого агента.
Прибалтика многим моим коллегам представляется чем-то вроде вроде Бобруйска для детей лейтенанта Шмидта, иными словами, райское место, где идеальные условия для работы. Мнение поверхностное, однако не лишенное некоторых резонов.
Пейзаж за вагонным окном ничуть не изменился, однако это уже территория независимой суверенной Латвии, полноправного члена ООН, потенциального кандидата в члены НАТО, и прочая, и прочая. Поезд начинает тормозить на подходе к станции Зилупе, и я возвращаюсь в купе.
После проверки паспортов я вижу через окно, что двое пограничников ведут какую-то плачущую девицу в окруженный забором из проволочной сетки арестантский вагон. Видимо, у нее не в порядке документы. Задержанной предстоит просидеть в вагоне до позднего вечера, когда через Зилупе пойдет поезд на Москву. На нем ее отправят обратно в Россию. Причем пограничники не утруждают себя кормежкой арестованных. Если есть при себе дорожные харчи, твое счастье, а если нету – сиди весь день голодный, цацкаться с тобой не будут.
По составу проходит железная лязгающая судорога, наш экспресс трогается, через четыре часа мы прибудем в Ригу.
– Для российского гражданина вы неплохо говорите по-латышски, – как бы вскользь замечает мой попутчик. – Наверно, жили здесь раньше?
Действительно, я обменялся с таможенниками несколькими фразами по-латышски и, думаю, Андрис похвалил бы мое произношение. Во всяком случае, я научился выговаривать долгие гласные, что для большинства русских людей является камнем преткновения.
– Да, когда-то я был здорово влюблен в девушку из Риги, – признаюсь я, и собеседник понимающе кивает.
Его вполне устраивает мое объяснение, поскольку о том, что моя девушка вовсе не была латышкой, я умалчиваю.
– Наверно, сейчас к ней едете?
– Нет, она вышла замуж.
А вот это уже прискорбная правда.
– Извините, – бормочет мой попутчик.
– Не стоит извинений. Обычная житейская история.
Немного помявшись, он говорит:
– Будем знакомы. Юрий.
– Володя, – отвечаю я, и мы обмениваемся рукопожатием.
– Э, да вы тезка нашего фюрера! – восклицает мой новый знакомый.
– То есть как? – я в искреннем недоумении.
– Очень просто. Миервалдис Каулиньш, в переводе на русский – Владимир Косточкин, – и, указывая взглядом на прочитанную газету, он с ернической усмешкой добавляет. – По кличке «Дездемона».
– Бросьте, не верьте газетным уткам, – поморщившись, возражаю я.
– Вы считаете это газетной уткой?
– Конечно. Будь он и впрямь агентом, его кличку знали бы считанные люди. И уж ни за что не раскрыли бы рта.
– А по мне, так пускай работает на русскую разведку, жалко, что ли, – рассуждает Юрий. – Лишь бы не на американскую. Знаете, недавно я читал мемуары бывшего офицера ЦРУ Клайна. И наткнулся на любопытный эпизод. Приходит он со своим боссом на доклад к президенту Джонсону. Если не путаю, по поводу Доминиканской республики, где на носу президентские выборы. Стали рассказывать о кандидатах. Насчет одного из них Джонсон выразился так: «Это то, что нам нужно. Пусть этот парень возглавит там дело!» Ну, и выборы окончились соответственно. С тех пор, как я это прочел, у меня закрались некоторые сомнения насчет ценностей дерьмократии.
Он совершенно прав, нынче невозможно себе представить никем не завербованного президента крошечной страны. Точно так же, как совершенно самостоятельную террористическую группу.
– Да, кто-то из политиков изрек, что демократия дерьмо, только человечество до сих пор еще не придумало ничего лучше, – соглашаюсь я.
– Вот уж это точно сказано.
– Кстати, недавно наткнулся в газете на анекдот из жизни. Один латиноамериканский президент, забыл его фамилию, читал лекцию в американском университете. Какой-то студент спросил его с подначкой, почему в Южной Америке так часто бывают путчи, а в Соединенных Штатах – нет? И тот ответил: «А потому, что в США нету американского посольства.»
