Но тогда… Владислав Владимирович выпрямился и ударился затылком о цементный, покрытый плесенью потолок. Ах ты, скотина, самодовольная, тупая скотина. Что ты натворил! Что ты наделал! Эти слова, кипевшие в закрытом рту генерала, относились не к злонамеренному кудеснику, а к самому себе. Да, надо признать, что он хотел не просто победы над Локеем, он хотел своей личной победы над ним. Он тихо презирал своих помощников и не желал помощи от них, ему была омерзительна затеянная ими возня вокруг должности, их карьеристскую старательность. Он думал, что стоит неизмеримо выше них всех. Но тогда получается… Мысль его оторопела перед открывшейся пропастью, но он додумал ее до убийственного конца. Работая в одиночку, выверяя в полной тайне свою версию, позволяя своим заместителями идти на поводу у собственных заблуждений, он, тем самым, помогал Локею. Фактически играл на его стороне. Может быть, даже, как не гнусно это предположение, он не просто утолял свою гордыню, он рассчитывал еще на что–то. На какую–то непостижимую компенсацию. Тут генерал выгнулся и длинно застонал. Конечно, собака, конечно, ты рассчитывал, что химерический химик оценит твой труд, оценит и… возьмет с собой. Куда? Неважно, в те пределы бытия, где происходит то, что еще никогда на планете нашей не происходило. Там полно всякой заманчивой грязи, вроде истины и бессмертия.
Генерал огляделся — свет в подвал проникал через одну серую параллельную полу цель, шириной сантиметров пятнадцать. Единственный путь на волю. Владислав Владимирович, походкой орангутанга подобрался к нему, попытался выглянуть. Окно выходило не прямо на улицу, а в земляной колодец, дно которого засыпано было мусором, окурки, раздавленная жестянка из–под пива, гнилая банановая кожура. Чтобы определить, насколько край колодца возвышается над верхним краем окна, Владислав Владимирович просунул в щель длинную руку, прижался щекой к липкому цементу, отправляя на поиски слепую кисть. Когда она выбралась на «берег» и начала ощупывать его поверхность, пальцы раздавила внезапная тяжелая боль. Втянув руку обратно и услышав насмешливый смех, донесшийся сверху, генерал понял — каблук. Первый этаж окружен сапогами охранников. Нянча и осторожно обувая распухающие пальцы, генерал присел на корточки. Сильнее боли была ярость. Он это так не оставит! Не на того напали, думали на того, а оказалось — нет. Значит заперли, изолировали, пресекли всякую попытку освободиться. Придется пойти другим путем. Придется вспомнить диверсионную подготовку, полученную за несколько лет до прихода в ведомство глубокомысленной контрразведки. Владислав Владимирович закрыл глаза — пусть привыкнут к полной темноте, чтобы потом обрадоваться полумраку. Итак, что имеется в наличии — пятиэтажный панельный дом. Задание — добраться до третьего этажа, без применения каких–либо вспомогательных средств, действуя одной рукой.
Черное, изможденное лицо, круглые глаза, одновременно и глубоко запавшие и выпученные. Руки, держащие большое круглое зеркало, едва заметно трясутся. Руки в шелушащихся пятнах. Все это вместе — счастливый и прекрасный правитель Дьянбы и островов.
Послышались приближающиеся шаги. Султан осторожно положил зеркало и повернулся к двери. Вкрадчивый стук.
— Войди, — голос принца изменился не меньше, чем его внешность.
Появился верный визирь. Похудевший, осунувшийся, какой–то надломленный.
— Что случилось?
— У ворот дворца стоит старик.
— Где?
— У ворот дворца.
— Как он туда попал?! Разве я приказал снять охрану с дорог, ведущих наверх?
— Он говорит, что охранники по своей воле пропустили его.
— Что значит, пропустили?! Какая своя воля?! Что это за старик такой?!
Руми пожал узкими, немужскими плечами.
— Старый. Худой, как жердь, в общем праведник, с виду. Ходит босиком.
— Чего он хочет, чтобы я подарил ему башмаки?
— Он говорит, что принцесса хочет его видеть, будто бы она позвала его.
Принц задумался, ехидное раздражение слетело с него, взгляд сделался особенно тосклив.
— Он лжет? — спросил юный правитель с надеждой.
— Не знаю, — визирь отвел глаза, — может быть спросить у вашей супруги?
