— Может быть, все–таки есть вожжи, при помощи которых его можно укротить? Где–нибудь, не на нашем острове.
— Нет, о прекраснейший господин, наверное нет.
— А человек, точно ли ты знаешь нет человека, который на такое способен?
— Не знаю, господин.
— Не знаешь, но думаешь, что нет?
— Да, господин?
Они дошли до пруда с мифологической змеею и повернули обратно.
— Когда он приходит, ты радуешься?
— Да, да, очень радуюсь.
— Он может тебя погубить?
— Да, может, господин. Один раз чуть не погубил.
— Расскажи, как это было.
Крестьянин упал на колени.
— Ваш отец не велел мне говорить других слов, кроме «да» и «нет».
— Встань и скажи, почему ты радуешься ему, хотя он может тебя погубить?
Крестьянин, начавший было подниматься, остался на одном колене и отрицательно помотал головой.
— Нет, господин.
— Что «нет»?
— Не гневайтесь, господин, я не знаю, как ответить на ваш мудрым вопрос.
Кришна отошел на пару шагов и остановился у парапета.
— Он приходил сюда вчера. Покажи мне его следы.
Крестьянин встал и подковылял к принцу. Угрюмо поглядел вниз.
— Извини меня, мудрейший, но его следов я не вижу.
— Но он оставил их вчера?
— Да, оставил и очень много, но теперь их нет. Клянусь…
— Кто же их убрал, ты?
— Нет, что вы, господин, я бы не смог.
— У тебя не хватило бы сил.
— Да и сил тоже.
— А чего еще?
На лице крестьянина выразилась мука.
— Ты не можешь ответить потому, что тебе не разрешает мой отец, или ты вообще не можешь ответить на тот вопрос.
— Да, господин, ты угадал, я вообще не могу ответить.
— Хорошо, ты сказал, что у тебя не хватило бы сил. А если согнать всех жителей острова, у них хватило бы?
— Нет, господин, и у всего острова не хватило бы.
— Ладно, — принц отвернулся от великолепного морского вида и дальше задавал вопросы с закрытыми глазами.
— Но кто убрал следы, если их никто не убирал, потому что не мог убрать?
— Не знаю, господин, — прошептал крестьянин и отступил на шаг. С закрытыми глазами принц казался ему намного страннее. Взгляд голубого камня во лбу золотой чалмы пронзал насквозь рисовую душу. Камню передалась вся сила, заключенная в сыне правителя и еще какие–то дополнительные силы.
— Ты меня путаешь, крестьянин. Тебе было велено отвечать ясно — «да», «нет», а ты меня путаешь.
Мосластые колени ударились о белый камень.
— Господин!
— Как же так, следы, которые не могли бы убрать все жители острова, убраны неизвестно кем и неизвестно когда. Ты путаешь меня, крестьянин.
— Я говорю правду, только правду.
— Такой правды не может быть, правда должна быть понятная. Хотя сказано: «Вся истина заключена в вопросе, в ответе есть только свет истины». Ты понимаешь меня, крестьянин?
— Нет, господин, нет, прошу не убивай меня.
— Если я тебя убью, ты окончательно потеряешь способность говорить.
7
— Я хочу есть, — прогнусавил он и мне пришлось зажмуриться, чтобы не сделать с ним ничего плохого. Но это не помогло. Он сидел, как живой, перед моими закрытыми глазами. Вот оно что, оказывается — мне теперь не обязательно непосредственно лицезреть человека, чтобы… Тут пришлось остановиться. Не было термина, одного емкого слова или словосочетания, которое бы обозначало то, что я делаю с людьми. И пусть! Так лучше. Что лучше? Я медленно побрел на кухню, пытаясь по пути ответить на этот вопрос и разобраться в своем настроении.
В кухонном шкафу моего слепого друга я обнаружил: распечатанную пачку геркулеса, надорванный пакет гречневой крупы, россыпь разрозненных макаронин, полиэтиленовый пакет с сушеным шиповником, пачку питьевой соды, килограмм рафинада и полкило слипшегося зефира. В холодильнике две бутылки пива «Балтика», уродливо вскрытую пачку сметаны, полупакет кефира и захватанную масленку.
Итак, что я имел в виду, думая, что моему «дару» лучше не иметь точного наименования? Словесная неопределенность, как вата, в которой опасная бритва становится менее опасной. Удачное словосочетание, это два ловких пальца, извлекающих оружие на свет.
Овсянка была готова. Держа в одной руке тарелку, в другой ложку, я вошел в комнату и увидел неприятную картину. Мой слепец, каким–то образом, сумел высвободить одну руку из пут, дотянулся до телефона, снял трубку и теперь наощупь пытается набрать какой–то номер. Скорей всего 03. Я не разозлился, я почему–то обиделся. И рявкнул.
