— А не притворяется ли он?
— Не понял.
— Не дурачит ли он нас? В смысле — вас. Сам уже все вспомнил, а с вашими бумажками возится для виду и только ждет момента, когда сможет передвигаться самостоятельно.
— Нет, нет, ну что вы, нет! За ним наблюдают двадцать четыре часа в сутки. Никаких отклонений от естественной модели поведения. Похудеть мечтает.
— Похудеть?
— Это ведь естественно. Если, мол, эта самая милиция вычислила, что он толстяк, зачем ему толстяком оставаться.
— А зачем вы ему сказали про таблетку?
Роберт Игоревич трагически дернулся.
— Ошибка, просчет, разумнее было бы поддерживать предыдущую версию. Готов понести… Но, знаете, мы и пользу сумели извлечь. Из моего просчета.
— Какую пользу можно извлечь из просчета?
— Психологическую. Сказав ему правду по поводу этой мелочи, могу рассчитывать на доверие в более крупном.
— А как вы теперь решаете проблему питания?
— Решаем, решаем, — шмыгнул носом Роберт. — Пришлось привлечь еще пару человек на кухню, стараемся.
— Старайтесь. Случившееся тогда, возле дома, повториться не должно. Мы не можем больше рисковать. Правда, по иронии судьбы нас спасло то, что могло погубить всю операцию. Но не будем надеяться на то, что судьба станет всегда играть в нашу пользу.
— Не станем.
— Удалось, кстати, установить почему произошло <МI>это?
— «Всплытие сознания», как говорят наши медики. Пока нет стопроцентного объяснения, почему он начал «мочить» этих четверых, но догадки появились. После допроса его жены.
— Жены?
— Ну этой нашей дуры, что мы с ним поселили. Маргариты Мастерковой.
— И что?
— Она, в общем, оказалась воровкой по натуре.
— Что это значит?
— Мы же выдавали ей деньги на питание с тем, чтобы она покупала продукты получше, посвежее, поразнообразнее, с большим содержанием белка и протеина. Телятина, кальмары, креветки. А она, тварь, не удержалась, жаль, видите ли, ей было тратить «на этого борова» хорошие продукты. После таблетки «он жрал, что попало». Макароны, сосиски, картошку, перловку. Думаю, она сколотила небольшое состояние за эти месяцы. А как выясняется, химический состав сосисок и перловки крайне неблагоприятная среда для жизни наших лекарств. Толстяк начал усваивать значительно меньше их, чем нужно было для поддержания равновесия в сознании. Мастеркова думала, никто ничего не заметит, все–то постепенно прибавлялся, как было задумано, по схеме.
— Да, пожалуй, это похоже на объяснение, но надеюсь теперь…
— Что вы, Владислав Владимирович, что вы! Я не упомянул о двух новых поварах. Таблетки мы ему не можем навязывать. Но, с другой стороны нам легче, чем Мастерковой. Вместо перловки мы можем поставить ему на стол, например, фаршированного дурианами лангуста, а в этого зверя напихать все, что нам надо.
— И яйца кокотт с шампиньоновым пюре? — усмехнулся Владислав Владимирович.
— Да, и это можем, завтра же.
— Это вы хорошо придумали. И продолжайте придумывать, работать головой… Поймите, никакие усилия на этом участке чрезмерны. Он пока — наше главное оружие. Вы не представляете, каковы масштабы возможных потерь, если мы его выпустим из рук.
Роберт Игоревич лег по стойке смирно.
— Ладно, об этом все… Что у него с женским полом?
— Его обслуживают две буфетчицы.
— «Обслуживают»?
— Да, тут невольная игра слов, Владислав Владимирович. В этом, в половом смысле, он вполне ощутил себя Семенюком. Судя по докладам Мастерковой, постельная жизнь его была скудна. Впрочем, тут она действовала в рамках инструкции. Считалось, что каждый оргазм вызывает определенное сотрясение психической конструкции.
— А что же сейчас? Насколько я понимаю, его трясет по нескольку раз в день.
— Наши эскулапы пришли теперь к выводу, будто это, наоборот, полезно в данном случае. У медиков часто случаются повороты на сто восемьдесят градусов. Кроме того, нам его любовные открытия полезны и в другом отношении. Девочек я проинструктировал, и они ведут с ним что–то вроде игры.
— Какой еще игры?
— Ну, знаете, как с детьми… Эту ложечку съешь за папу, а эту за маму. Вот и они тоже завели что–то вроде натурообмена. Хочешь помацать чего–нибудь, сначала съешь сервелата полфунтика.
