— Они наверняка где-нибудь отсиживаются, выжидают. Как пора придет, обязательно станут пробиваться на Большую землю.
— А может, пропали оне? — не то спросил, не то уверил Кильтырой.
— Не-е, — протянул Увачан. — Двое их. Как медведи, сильные. На упряжке. Да и оружие у них.
Силантий оглянулся на Паршина. Тот, обмякший, свесивший к плечу голову, мерно посапывал.
— Слушай, дядя Семен, давай его уложим. Неудобно ему.
— Не надо, — посмотрел на спящего Кильтырой. — Пускай так. Ему удобно — устал человек. Еще разбудим… Ты говори дальше.
— А что дальше? Дальше ничего не известно. Куда двинутся? Когда?
— Тайга большая. Кругом она. Зачем в наших краях искать?
— Везде ищут, дядя Семен. Обложили, в общем. Все под глазом — прииски, рудники, леспромхозы, стройки. Пастухов и охотников на вертолетах вот облетают. Александра Петровича, — Увачан кивнул на Паршина, — самым главным начальником прислали по нашей области. Все сам летает. С утра до ночи. Крепкий мужик.
«Крепкий мужик», раскрасневшийся от жары, постанывал во сне.
Проснулся он от хохота. Солнечный свет, пробивавшийся в одинокое окно, пыльно высвечивал середину избушки, и, словно прижимаясь к солнечному пятну на столе, сгрудились за ним люди. Паршин не сразу понял, где он, что за застолье такое… Но вот глаза пообвыкли, и он увидел эвенков, капитана Игнатенко, второго пилота, фамилию которого не смог почему-то вспомнить. Тот что-то рассказывал под общий хохот — наверное, очередную байку, на которые был мастак. Паршин поднялся, роняя полушубок, потянулся, разминая затекшие поясницу и шею.
— Ты того, Александра Петрович, — проговорил Кильтырой, — присядь-ка откушать. День еще долгий, путь далекий… Соснул маленько — и то дай бог, а перекус — он тебе пособление даст. Без силы да роздыху как путь поведешь? Дело ослабит, однако.
Силантий Увачан поставил перед Паршиным тарелку строганины и глубокую миску с дымящимся мясом:
— Кушайте, пожалуйста. Чайком запейте. Кушайте, кушайте… Я уже ввел Семена Никифоровича в курс дела.
— М-м… Это хорошо, лейтенант, — промычал подполковник, обкусывая мякоть с ребра кабарги. — Это хорошо, — повторил он, когда утолил первый приступ голода, и попросил Василия: — Василий Трофимыч, у вас руки, я вижу, чистые, достаньте-ка из моей гимнастерки фотографии. Во-во… Семен Никифорович, это вам. Посмотрите внимательно, ознакомьтесь, так сказать, с предметом нашего общего беспокойства.
Кильтырой с минуту рассматривал снимки на вытянутых руках, потом гукнул и протянул карточки Василию.
— Не-не, — остановил тот старика. — Это тебе. Так ведь, Александр Петрович?
Паршин закивал, продолжая есть.
— Всем бригадам и охотникам такие раздают, — пояснил Василий. — Оставь-ка у себя, дядя Семен.
— Пошто? — спокойно удивился старик. — Аль без памяти Кильтырой?
— Держи при себе, дядя Семен, — настоял Силантий. — Вдруг они твой след пересекут, мелькнут где. Посмотришь на карточки — ошибки не выйдет.
— Вы, Семен Никифорович, — добавил, оторвавшись наконец от еды, Паршин, — если, не дай бог, конечно, встретите этих людей, очень опасных преступников, обязаны принять все меры к тому, чтобы задержка… чтобы… ну, сообщить об этом нам.
— Угу…
— Товарищ, подполковник, прошу прощения, — вмешался Игнатенко. — С вашего разрешения мы к вертолету, бортинженера сменить.
— Ну конечно, конечно, — спохватился Паршин. — И пусть сюда топает. Он не ел?
— Никак нет.
— Ну вот и подкрепится. Кстати, там и сержанту моему скажите, чтобы с ним шел.
— Разрешите идти?
— Идите, идите…
Летчики быстро оделись и вышли.
— Так вот, — вернулся к разговору Паршин. — Обязательно сообщите нам, Семен Никифорович. Хотя бы на радиостанцию Урокана.
— Так у него нет рации, — чуть ли не извинительно сказал Василий. — Нету ведь, дядя Семен?
— И не было никогда тарахтелки этой, — важно согласился Кильтырой.
— Ну, это вы зря, Семен Никифорович, — сказал Паршин. — В наше время теперь у многих уже охотников и оленеводов рации. Как же без рации в наше время…
— Мне, однако, таскать эту рацию надобности нет.
— Да… — как-то сразу успокоился Паршин. — Нет — значит, нет… Только как же вы?..
