– Завтра, – пообещала Нина Андреевна.
И действительно, слово свое сдержала, ни одного вопроса по поводу того, кто кому какие ноги вырвет, не задала, «трехпалыми кистами» больше не пугала. Только попросила денег, заверив, что отработает. И Александра с готовностью отдала целительнице все, начиная от сбережений на совместный с мужем отпуск и заканчивая отложенным на защиту диссертации. Понимала ли Саша, что деньги к ней больше никогда не вернутся? Скорее всего, но разве это имело значение?! Особенно в момент, когда у нее появилась реальная возможность обосноваться в доме Нинон на правах не столько пациента, сколько товарища, пришедшего на помощь в трудную минуту.
– Это дороже денег, – объявила она родным и повторила это, преданно глядя в глаза Нине Андреевне.
– Да, это дороже денег, – подтвердила та и не только предложила Александре выпить пива на не отмытой от жира и копоти кухне, но и познакомила со своими ближайшими подругами, среди которых, кстати, не было ни одного врача, все больше медсестры и торговки с рынка, в изобилии снабжавшие Нину Андреевну и ее домашних тем, что не продалось и не пригодилось: подпорченными фруктами, мясными обрезками, неликвидной обувью, марлей, просроченными лекарствами и даже флаконами с физраствором. Тот факт, что в окружении Нины Андреевны, выпускницы Военно-медицинской академии по специальности «полевая хирургия», не было ни одного коллеги и ни одного человека с высшим образованием, Сашу нисколько не насторожил, ведь она была готова принять любого, кто двигался ей навстречу, выставив перед собой образ самодержавной Нинон. И таких было предостаточно. Люди всерьез верили в ее могущество и смело доверяли ей свои измученные болезнью тела. Чем она подкупала их? Крупных бизнесменов, как огня опасающихся набиравших мощь конкурентов, преподавателей высшей школы, людей науки, неожиданно уверовавших в порчу, священников, публично называвших экстрасенсов служителями дьявола и призывавших прихожан бежать от них, аки от геенны огненной… Почему все они с такой легкостью раскрывали перед ней душу, обнажали гниющую плоть, рассказывали о том, о чем подумать-то страшно? Откуда взялась в них уверенность, что всесильная Нина Андреевна не только поможет, но и сохранит в тайне то, что так тщательно спрятано за семью печатями?! Вот уж поистине вера в чудо глаза застит. Да так, что минус плюсом оборачивается, а белое – черным: именно по этому сценарию развивалась и история Александры. Но ровно до того момента, пока Нинон не «ввела Сашу во храм», не приобщила к своему кругу, не назначила наперсницей.
Поначалу Александре льстило доверие, оказанное Ниной Андреевной, потому что оно не только сулило ей скорейшее выздоровление, но и автоматически возвышало в собственных глазах. Саша словно грелась в лучах чужой славы, даже не задумываясь о том, что слава-то дурная, ибо все, что происходило в чертогах Нинон, было дурно и пакостно. Когда Александра это заметила? Наверное, с появлением Васи.
Откуда он взялся, Саша так до конца и не поняла. Если верить Нине Андреевне, исключительная заслуга этого похожего на боровик и прихрамывающего на левую ногу парня состояла в умении «разговаривать» с покойниками. Как он это делал, никто не знал. И не факт, что делал, но в доме Нинон Васю знали именно как посредника между миром живых и мертвых. К его помощи Нина Андреевна прибегала в случаях, когда ее собственных сил, как она говорила, не хватало и возникала необходимость обратиться к умершей родне пациента с просьбой «взять на себя то, что сделано».
– Видишь? – бормотала Нинон и многозначительно смотрела на парня. – Видишь что-нибудь или мне кажется?
Тогда Вася закрывал глаза и брал пациента за руку, а Нина Андреевна загробным голосом призывала больного вспомнить о покойниках, без участия которых, считала она, настоящее исцеление недостижимо. Далее процесс шел следующим образом: пациент называл имя умершего, степень родства и незаметно для себя самого описывал личное отношение к покойному. В зависимости от услышанного Вася давал рекомендации, причем все на один лад. Отличались они только одним – характером ключевого слова: или
