– Я могу делать все, что захочу.
– Думаю, вы слишком долго делали то, что вам хочется.
– Верно.
– Правда, что доход от ледяного отеля пойдет на благотворительность? – спросила она.
Выражение его лица стало непроницаемым.
– А что не так?
– Имя Харрингтонов будет ассоциироваться с этим отелем, так что мы об этом должны были узнать первыми.
– Теперь знаете.
Элеанор пришла в негодование, поняв, что Лукас ничего не собирается объяснять, и попыталась подавить ощущение, что оказалась в ловушке.
– Что за благотворительное общество? – продолжала допытываться она.
Он пожал плечами:
– Не помню.
– Не помните? Зачем это вообще делать?
– Потому что я могу себе это позволить.
– А также потому, что это выставит вас в хорошем свете, – заметила Элеанор.
Лукас скрипнул зубами. Судя по всему, Элеанор уже составила о нем свое мнение – и надо сказать, не самое приятное.
– И это тоже, – согласился он.
– Вы еще больше упали в моих глазах, если такое вообще возможно, – заявила она.
– Меня это должно волновать? – поинтересовался он.
– Понятно, что нет, – холодно сказала Элеанор.
– Вы закончили допрос? – едко осведомился он. – У нас всего месяц, чтобы закончить проект, и мне нужен компетентный человек, готовый ударно трудиться.
Элеанор вздернула подбородок:
– Почему мне кажется, что вы меня оскорбили?
– Потому что мое мнение о вас не намного выше вашего мнения обо мне.
– Тогда мы станем отличной командой, – сухо резюмировала она.
– Мы не команда, мисс Харрингтон. Я нанял вас, чтобы вы работали на мою компанию.
– Ха!
Лукас пристально посмотрел на нее. Элеанор подавила желание съежиться. Она вела себя вызывающе только потому, что не хотела, чтобы он заметил ее влечение к нему. Влечение, которое она не желала испытывать, поскольку Лукас ей не нравился и поскольку он не обладал качествами, которые могли бы ее заинтересовать.
– У вас хорошо подвешен язык, – заметил он.
При этом его взгляд опустился на ее губы, и Элеанор почувствовала, как их начало покалывать. Она замерла. Совсем как маленькая полевая мышка, ждущая, что в любую секунду на нее может наброситься хищник. Или она хочет, чтобы он на нее набросился? Эта мысль привела ее в смятение.
– Можно попытаться найти ему другое применение, – продолжал Лукас.
Элеанор не сразу уловила смысл его слов. Она вдруг ощутила жар, исходящий от его тела, и ей понадобилась вся сила воли, чтобы не податься навстречу и не прикоснуться к Лукасу. Скрывая шок, Элеанор приподняла бровь, словно оказывалась в такой ситуации не впервые.
– Чувствовать вкус пищи? – предположила она, стараясь говорить легко, однако поняла, что ей это не удалось, потому что Лукас медленно улыбнулся, и улыбка эта сулила удовольствие, прежде ею не испытанное.
– Вроде того.
Элеанор глубоко вздохнула и напомнила себе, что Лукас – просто проклятый шовинист, который слишком долго получал все, что хотел.
– Так ты хочешь этого, Элеанор?
От того, как он произнес ее имя – намеренно протяжно и с хрипотцой, – по телу Элеанор прокатилась жаркая волна.
– Что я хочу?
Она забыла, о чем они говорят, чувствуя, как в ней разгорается желание.
– Этот разговор – только прелюдия?
Прелюдия! Значит, Лукасу известно о ее тяге к нему.
– Вообще-то я должна симпатизировать мужчине, чтобы играть с ним в такие игры, – как можно беззаботнее сказала Элеанор.
– Может, стоить поиграть в такие игры с кем-нибудь, кто вызывает страсть, а не только симпатию?
Элеанор сглотнула:
– Могу вас заверить, что этот мужчина – не вы.
Но она понимала, что это ложь. С той ночи, когда Лукас подошел к ней в «Гласьер», ей стоило большого труда не думать о нем постоянно.
Лукас подошел ближе, однако Элеанор упрямо отказывалась поднять глаза. Она смотрела на его грудь.
– Я всегда любил яблоки, – хрипло проговорил он.
Яблоки?! Изумленная Элеанор наконец посмотрела на него. Он говорит о фруктах, когда она способна думать только о том, как близко они стоят друг к другу? Если она придвинется еще хотя бы на дюйм, соски ее ноющих грудей встретятся с его мускулистой грудью.
Словно почувствовав ее внутреннее смятение, борьбу разума с телом, Лукас наклонил голову и прошептал ей в ухо:
