Квартира располагалась на пятом этаже, и, как во всех старых домах, лифт был необыкновенно мал. Элеанор забилась в угол. Лукас засунул руки в карманы брюк, что невольно привлекло ее внимание к его… Сердце Элеанор забилось сильнее.
Лифт легонько дернулся и остановился. Элеанор не сдержала облегченного выдоха. Почти на месте. Скоро она снимет ставший вдруг тесным костюм, и, может, в ее сумочке найдется плитка шоколада. Еще чуть-чуть – и она насладится горячим чаем.
Она настолько углубилась в свои мысли, предвкушая завершение тяжелого дня, что едва не врезалась в него, когда он остановился у двери квартиры. Улыбнувшись, она протянула ему руку.
Вместо того чтобы положить ей на ладонь ключ, Лукас открыл дверь сам.
– Ты найдешь здесь все, что тебе может потребоваться.
– Спасибо. Уверена, все будет в полном порядке.
Пробормотав что-то себе под нос, Лукас зашел в квартиру, и Элеанор ничего не осталось, как последовать за ним.
Сделав вид, что она поглощена изучением элегантного интерьера и красивой мебели, Элеанор сняла пуховик и шапку. Ей было непривычно ощущать тяжесть волос на спине, поэтому она собрала их в узел, не заботясь о том, что выглядит он немного небрежно.
– Красивая квартира, – сказала она, надеясь, что Лукас уловит подразумевающуюся в ее словах просьбу: «Пожалуйста, уйдите».
Разумеется, он проигнорировал эту немую мольбу и направился в кухню. Элеанор возвела глаза к потолку, словно надеясь на помощь свыше. Однако ее никто не услышал.
– Я попросил экономку купить продукты. – Лукас заглянул в холодильник. – Молоко, яйца, сыр, хлеб. – Он посмотрел на нее. – Ты готовишь?
– Да.
Одна темная бровь поползла вверх.
– В самом деле?
– Да, в самом деле.
– Что?
– Омлет, пасту, иногда запеканку, которую готовила для нас мама, когда была жива. Я также неплохо управляюсь с мышьяком. – Элеанор лукаво улыбнулась. – Не хотите остаться на ужин?
Лукас усмехнулся и открыл буфет.
– Соблазнительно, но я пас. Что случилось с твоей матерью?
Элеанор редко говорила об этом, и горло у нее сжалось.
– Она умерла от рака.
Лукас уловил боль в ее тихом голосе и понял, что она до сих пор не оправилась от потери. Ему захотелось хоть как-то ее утешить.
– Мне очень жаль.
Элеанор пожала плечами, то ли пытаясь заставить его замолчать, то ли пресекая дальнейшие расспросы.
– Это было давно. Мне было только девять лет.
– Но тебе ее недостает.
Она как будто удивилась, правда, не так сильно, как сам Лукас. Он редко вступал в разговоры о родителях или о детстве. Это предоставляло собеседнику возможность задавать ему вопросы, на которые он отвечать не хотел.
– Я скучаю по ней. И мне хотелось бы, чтобы она была жива. Особенно сейчас, когда я становлюсь старше. Есть много вещей, о которых я рассказала бы ей и попросила совета. Как насчет вас? Ваши родители здравствуют?
Лукас понятия не имел.
– Ни детей, ни родителей.
– Ох! – Ее ореховые глаза сочувственно расширились. – Мне очень жаль.
– Чего именно? Что у меня нет детей или что у меня нет родителей?
Осознав, что он сказал больше, чем собирался, Лукас закрыл дверцу буфета и сказал себе, что пора уходить.
– Здесь есть ванная комната и две спальни. Одна из них переделана под офис, но там стоит диван.
Лукас направился к входной двери, потом оглянулся. Элеанор стояла и смотрела на него широко раскрытыми глазами, в которых он по-прежнему видел сочувствие. В этих глазах можно было утонуть. Ее розовые и мягкие губы влекли его к себе. Он мечтал припасть к ним в долгом поцелуе, чтобы ненадолго забыть свою боль. И свои проблемы.
Проблемы? Боль?
Застигнутый врасплох необъяснимыми чувствами Лукас уже вышел из квартиры, но вспомнил, что ключи от нее лежат у него в кармане. Чувствуя себя немного не в своей тарелке, что было ему совершенно не свойственно, он вернулся и протянул ключи Элеанор.
– Чуть не забыл.
– Да, конечно. – Она улыбнулась немного настороженно.
Лукас был уверен, что сочувствие в ее глазах легко может смениться на страсть, если он возьмет на себя труд добиться этого. Он вспомнил, как Элеанор случайно задела его в магазине. Вспомнил ее благоухающие волосы, рассыпавшиеся по спине…
