Крис открыл было рот, чтобы возразить, но Миранда продолжила тем же невозмутимо-спокойным голосом человека, уверенного в своей правоте и моральном превосходстве.
— Возможно, ты помнишь Грегори Хансена…
Крис скептично усмехнулся. Кто же в мире шоу-бизнеса не знает Грегори-острослова. Пожалуй, Хансена можно было без преувеличения назвать самой кровожадной акулой пера.
Грегори был ведущим критиком отдела культуры «Нью-Йорк таймс». Его слово было равнозначно приговору федерального судьи. Если молодой режиссер или музыкант не находил отклика в сердце Хансена, то можно было смело утверждать, что в сознании массовой общественности его творчество будет выглядеть либо смешным, либо нелепым, либо бездарным и пошлым.
Зная о силе слова Хансена, многие начинающие авторы и творцы искали его благосклонности с помощью денег или грубой лести. При этом Хансен ни в коей мере не принадлежал к числу карманных журналистов. К его мнению прислушивались, его критики опасались, а гнева — панически боялись.
— Крис, ты ведь помнишь, что Хансен был первым, кто вознес тебя на вершину славы. Многие даже заподозрили вас в… ну, будто бы между вами нечто большее, чем просто знакомство.
— Мы познакомились с Грегори на открытии моей первой выставки, — заметил Крис.
— Да? — Миранда удивленно вскинула брови. — Я полагала, что вы были знакомы прежде.
Похоже, миссис Блэкнайт была не столь всеведуща, как предполагали все, в том числе и она сама.
— Тогда его восторг твоими работами еще более поразителен.
— Именно так решили все маститые фотохудожники и критики, — с ироничной усмешкой подтвердил Крис. — Когда Хансен расхвалил никому не известного фотографа, да еще и используя определения «гениальный», «оригинальный» и «неподражаемый», у всех отвисла челюсть. В результате всем пришлось поддакивать и дружно кивать головами. Можно сказать, что мою славу создал Грегори Хансен.
— Крис, во-первых, позволь с тобой не согласиться. Свою славу ты заслужил собственным трудом. Грегори лишь не дал ее загубить недалеким журналистам, которые ругают все подряд.
— Миранда, не понимаю, почему ты заговорила о Грегори, — перебил ее разглагольствования Крис.
— Какой же ты нетерпеливый. — Миранда ослепительно улыбнулась.
— У меня мало времени, — пробурчал он в ответ.
— Когда ты узнаешь, по какому поводу я хотела с тобой поговорить, ты пожалеешь о собственной поспешности. Присаживайся. — Миранда указала на свободное кресло напротив нее.
Крис вздохнул и медленно опустился в кресло.
— Я слушаю.
— Крис, я хочу устроить твою персональную выставку. Сейчас благоприятные условия. В культурной жизни Нью-Йорка некое затишье…
— Громко сказано, — усмехнулся Крис. — Чтобы в Нью-Йорке не было никаких событий, необходимо, чтобы город вымер.
— Однако новых имен не слышно. Никаких оглушительных успехов и провальных спектаклей… все довольно пресно и застойно.
— Миранда, уж не хотите ли вы, чтобы я взбаламутил это болото? — Крис рассмеялся.
— Именно этого я и хочу, — спокойно ответила она.
— Это абсурд.
— Почему?
— Потому что я уже давно не занимался чем-то помимо фотографий для «Сталкера». Неужели вы хотите, чтобы я выставил свои работы с полуобнаженными женщинами? Это уж точно произведет фурор!
— Крис, я ни за что не поверю, что за несколько последних лет ты не сделал ни одного снимка для себя. К тому же у тебя есть в запасе еще десять дней.
Крис округлил глаза и уставился немигающим взглядом зачарованного кролика на начальницу.
— Миранда, вы выбрали неудачное время для шуток. По утрам я туго соображаю. Чувство юмора просыпается во мне лишь после сытного обеда.
— Тем лучше. Мне некогда с тобой шутить. Я уже договорилась обо всем с Хансеном и директором выставочного зала. Того самого, где состоялась твоя предыдущая выставка.
— Зачем…
— Зачем это мне? — уточнила с улыбкой Миранда.
Крис кивнул.
— Считай, что я твой новый агент. Хочу оставить о себе память. Ведь именно я верну обществу гениального художника.
— А если я откажусь?
— Ты не откажешься. Я уже обо всем договорилась и внесла залог.
— Миранда, вы рискуете. Выставка может провалиться. Конечно, если я вообще соглашусь ее проводить, — добавил Крис.
