У Егора такого изящества не получалось, да он не особенно и старался — он был дома и сам себе хозяин — заглотил бутерброд в два счета и чай пил с паровозным шумом.
— Еще бутерброд? — предложил Егор, когда Лена проглотила последний кусочек.
— Нет, спасибо.
— Пожалуйста. Ты поброди пока по квартире, а я посуду быстро сполосну.
— Помощь не нужна?
— Я и сам могу справиться с этой ужасно тяжелой работой.
Егор сгрузил в мойку кружки, ложки, тарелку; открывая горячую воду, услышал, как Лена скрипнула дверью ванной комнаты: Черт! Там же… А-а, пускай, — быстро вымыл посуду и расставил на решетке для просушки.
Лена уже была в комнате. Она стояла возле книжного шкафа, настежь распахнув его стеклянные дверцы, и водила пальчиком по корешкам книг, едва их касаясь, — Стругацкие, Лем, Борхес, Кастанеда, Желязны и, конечно, Толкин.
Егор остановился в дверном проеме, привалившись плечом к косяку. Он ничего не сказал, просто смотрел. Лена закрыла книжный шкаф и спросила, не оборачиваясь:
— Это твоя собственная квартира?
— Ага, — сказал Егор.
— Ты, наверное, хорошо зарабатываешь?
Егор усмехнулся.
— Не настолько хорошо, как ты думаешь. На квартиру мне полжизни нужно было бы работать. Мне отец сделал такой щедрый подарок на позапрошлый день рождения.
Лена обернулась.
— Так это твой отец хорошо зарабатывает? Наверное, он очень богатый человек. Как Джордж Сорос.
Егор усмехнулся еще раз.
— Как Смок Белью, скорее.
— Он золотоискатель? Как интересно.
— Ужасно интересно, — сказал Егор хмуро. Он не стал объяснять гостье, что из-за этого проклятого золота родители его развелись, а сам он ушел из дома в общежитие.
Лена перешла к полке, на которой стояли компакт-диски, немалая егорова фонотека. Егор тратил на музыку до половины заработка и коллекцией своей был очень горд.
— Как их много, — сказала Лена.
Егор подошел ближе.
— Что хочешь послушать?
— Стинга, — сказала Лена.
— Стинга? Пожалуйста. — Егору и самому Стинг очень нравился, он его песни знал чуть ли не наизусть и выбирал недолго — потянул с полки альбом…nothing like the sun и пустил, не без умысла, с седьмой дорожки — We`ll be together.
Егор увидел, как Лена улыбнулась — похоже, тонкий намек был ею прекрасно понят и даже, кажется, одобрен. Прекрасно. Он продолжил свою игру.
— Знаешь, я с детства мечтал научиться играть на пианино. Ты можешь меня научить?
Что-то промелькнуло у нее в глазах, что-то очень волнующее. Она подошла вплотную, шепнула:
— Посмотрим, насколько музыкальны твои пальчики…
Восемь часов вечера. Магазин Проспект уже закрылся, но продавцы не разошлись по домам — все трое остались в магазине. Крепыш с бычьей шеей все так же жует резинку и смотрит телевизор, теперь Самоволку. Другой продавец сидит на стуле рядом с входом в подсобку и задумчиво вертит надетую на палец металлическую пластину, похожую на многолучевую звездочку с острыми, как у бритвы, краями. Третий, тот самый длинноволосый, обеспокоенный недавним визитом Егора Трубникова, нервно расхаживает вдоль стеклянных витрин.
— Зачем он приходил? Зачем? — Он останавливается напротив товарища, забавляющегося с сюрикеном.
Тот перестает крутить свою смертоносную игрушку, поднимет глаза и флегматично отвечает:
— А мне почем знать?
— Если он приходил сюда, то, наверное, он знает, — высказывает предположение длинноволосый. — Знает!
— Может, и знает, — говорит товарищ. — А может, и нет.
— Но как он узнал? — вопрошает длинноволосый.
— А мне почем знать? — повторяет товарищ.
— Что же делать? Что же делать? — нервничает длинноволосый.
— Позвони мэнкё, — советует товарищ с сюрикеном. — Может быть мэнкё утешит тебя чем-нибудь.
— А это мысль! — восклицает длинноволосый и берется за телефон.
— Алло, мэнкё? Я не побеспокоил вас?
— Я медитировал.
— Простите, что я помешал вам, мэнкё.
— Ты не помешал.
— А? Ага, ладно. Понимаете, мэнкё, художник, тот, другой, которого вы тоже показывали нам, он сегодня приходил сюда…
— Да, я знаю.
— Знаете?! Откуда?
Тихий смех в телефонной трубке.
— А-а, я понимаю, мэнкё.
— Не уверен.
— Ну, ладно. В общем, я хочу спросить, что же теперь делать?
— Ты сразишься с ним.
— С ним? Но ведь он не посвященный.
