– «Отец, отец, дай руку мне, ты чувствуешь, моя в огне… – выразительно и с жаром читал сосед, стоя перед диваном и запрокинув голову. Лермонтовскую поэму он знал наизусть еще с восьмого класса, чем и не упустил случая похвастаться, к ужасу Галки, которой вовсе не улыбалось зубрить такую громадину. – И с этой мыслью я засну, и никого не прокляну!..» – гордо и даже с какой-то угрозой закончил Лешка.
Девочка от души захлопала, радуясь, что это наконец-то закончилось. В школе ей больше нравились черчение и биология. Хотя читал сосед здорово, прямо как в театре. Ни разу даже не сбился. Галка посмотрела в телефоне вопросы к уроку.
– Итак, послушник сбежал из монастыря на родину, но потом все равно вернулся и умер от тоски?
– Вроде того…
– И про что основная мысль поэмы?
– Ну как же! – Лешка широко распахнул глаза. – Про свободу же! Про вольного человека, который томится в монастырской тюрьме!
– А почему он второй раз не сбежал? Его так-то и не держал никто.
– Он сам себя держал. Невозможно уйти откуда-то, если в плену твоя душа.
– Поэтому он вернулся? Я этот момент вообще не поняла. Шел-шел домой, с барсом подрался, а потом все равно вернулся, еще и ныл из-за этого.
– Ну, на самом деле, – хмыкнул Лешка, – я читал, что если человек идет куда-то, не зная направления, то он неосознанно заворачивает вправо. Если правша. И влево – если левша. Вот Мцыри круг и сделал и вернулся. Но решил, что это его привычка быть рабом вернула его в плен. Что он потерял дух предков.
– Думаешь, Лермонтов это специально?
– Кто знает, – пожал плечами сосед. – Но как по мне, так этому Мцыри и надо. Тоже мне нервный какой, одна неудача – и все, конец, лег и помер. А надо было пытаться! Знаешь, сколько раз можно сбегать? Сто! Тысячу! Сто тысяч! – Лешка осекся и замолчал.
– Сбежать пытался? – поняла нетактичная Галка. – А чего возвращался?
– Возвращали. – Лешка посмотрел куда-то над ее головой.
– И ты все это в сочинении написал? – сменила тему девочка. – И что учительница сказала?
– Конечно нет, – засмеялся друг. – Что я, враг себе? Да и тогда я этого не понимал, потом только дошло.
– А ты с кем-нибудь дружишь из класса?
– Конечно. С Кириллом Авдеевым и Савкой Лопуховым.
– Хочешь в девятый класс?
– Нет, я не пойду. Я хотел в строительный техникум, а потом, может, на инженера… А ты?
– Я точно останусь до одиннадцатого. – Галка состроила рожицу и передразнила маму: – «Мала ты еще! Доучишься – и иди куда хочешь!»
– А куда ты хочешь?
– Понятия не имею. Может, на ветеринара.
– Животные лучше людей, – кивнул Лешка. – Распределят тебя на практику в какой-нибудь совхоз, там, может, и останешься.
– Но это не точно, – передернуло Галку.
– Да уж, – развеселился Лешка. – Там же операции надо будет делать, а ты с курицей не справилась.
– Ничего не хочу знать, – сердито огрызнулась девочка.
Злополучная курица сейчас жарилась на сковородке, соблазняя запахом румяной корочки и итальянских трав. Разделывал ее Лешка, с одного раза попадая ножом в сочленения суставов, потому что сама Галка боялась резать живой труп.
Он жил у нее уже второй день, помогая с уборкой и подготовкой к школе. И хоть это было полезно, девочка с угрызениями совести думала о том, что лучше бы его не приглашала.
Они безвылазно торчали в квартире. Несмотря на обещание бабушке, Галка бы с удовольствием сбежала на летнюю улицу, к шумным ребятам во дворе, но сосед чугунной гирей висел на шее, и от него некуда было деться. Выходить он боялся, опасаясь столкнуться с дедом, а бросать друга в квартире одного было бы невежливо.
Пообедав, они снова хотели вернуться к списку литературы, и Галка с тоской уже представляла себе выразительное чтение очередной поэмы, но тут в дверь позвонили.
Ребята застыли. Звонить было некому: бабушка в больнице, знакомых нет. Родители вернулись?
– Не открывай, – прошептал Лешка.
Галка медленно кивнула, но звонок раздался снова, еще более длинный и настойчивый.
– Когда ж он уйдет? – прошептала девочка.
В дверь постучали.
– А если это дед?!
– Типун тебе на язык! Схожу гляну.
– Не ходи!
– Я тихонько. В коридоре свет включать не буду, посмотрю в глазок.
