Лицо дяди разгладилось.
— Прекрати, Лиза. Никуда я не пойду.
— Пообещай.
— Обещаю, — нехотя выдавил дядя.
Тетя перекрестилась.
Когда атмосфера за столом немного разрядилась, я поинтересовался:
— А что с Кирьяновым случилось? И вообще, вы о чем это?
Тетя поковыряла вилкой в тарелке. Отхлебнула молока.
— В последнее время на соседних, в том числе и на нашей, фермах стала пропадать живность. Вернее, не пропадать, а погибать. Утром просыпаемся и находим в сараях и в загонах трупы. Без слез не взглянешь. Одни скелеты и шкуры. И больше ничего. Так обрезают мясо, что только кости блестят. А шкуры как будто зараз целиком снимают. Представляешь? Мы не знаем, кто этим занимается. Но способ убийства один и тот же. Теперь про Кирьянова. Он умер пять лет назад. Вернее, его убили. Но мы знаем кто. Их осудили. Все начиналось почти так же — пропадал скот. Находили в рощах неподалеку только копытца да рожки. Так жалко было, мы все плакали… Валера в то лето целый месяц ночевал на улице — выслеживал воров. И вот наконец выследил. Кинулся к ним сдуру, а они… В общем, сильнее оказались. Валерку тоже в роще нашли. Потом эту банду все-таки поймали. Их осудили и посадили в тюрьму. До сих пор сидят. И за воровство, и за убийство… Ну вот, видимо, опять такая же банда появилась. Только убивают по-другому.
— Понятно, — сказал я.
Отложил вилку и посмотрел в окно.
Жалко бедных коровушек. Одни рожки да ножки.
И Кирьянова тоже жалко.
Ночью мне страшно захотелось пить. Я, не включая света, отправился на кухню. В незнакомом доме в потемках было легко заблудиться или на что-нибудь наткнуться, вот я и решил включить свет. Уже коснулся выключателя, как вдруг услышал шорох. Сердце учащенно забилось, пробрала дрожь. Я увидел неподалеку от себя какую-то тень.
«Грабители», — решил я, лихорадочно соображая что делать.
Вскоре сообразил — надо будить дядю с тетей. И, прижимаясь к стене, как медуза, направился в сторону их спальни. Так как дом был почти незнакомым, то нет ничего удивительного в том, что я наткнулся на журнальный столик и полетел на пол.
Силуэт, услышав мое сдавленное «ой!», замер.
«Убьет меня — как пить дать». — Я с ужасом ожидал неминуемой участи. Но раздался голос дяди:
— Эй, кто здесь?
А следом за этим вспыхнул свет. Я прикрыл глаза рукой — с непривычки они заболели — и сказал:
— Я.
— А-а-а… — протянул дядя, подкручивая реостат.
Я открыл глаза. Теперь свет горел тускло-тускло. Зато глазам приятно. И с улицы не видно.
— Я попить захотел, — сообщил я. И тут же удивился: — Дядя? А ты куда? Зачем это тебе?
Он был при полном параде — спортивный костюм, кроссовки, а за плечом — ружье. Очень живописная картина в час ночи.
Дядя замялся. Но я и так все понял.
— Ты же обещал. Зачем идешь? Это опасно.
— Мне уже надоело по утрам скелеты находить. Хочу с этим раз и навсегда разобраться.
— Понимаю. Но тетя же права — эти подонки могут и тебя убить. Что тогда будет?
— Ничего хорошего не будет. Но кто не рискует — тот не пьет шампанского. Я обязан прекратить это.
«Понятно, — подумал я. — Охотничий инстинкт проснулся».
— Не выдавай меня только, слышишь?
— Я… Я… не могу тебе позволить. А если утром не скелет найдем, а… ну… я не смогу себе этого простить.
— Ты ни в чем не будешь виноват.
— Все равно. Я не могу.
— Я тоже не могу спокойно спать, когда моих коровушек кто-то расчленяет.
— Ясно. — Я наконец поднялся с пола. — От своей идеи ты не отступишься?
— Не отступлюсь, — подтвердил дядя.
— Тогда я иду с тобой. Вдвоем будет легче справиться с бандитами, если придется это делать.
— Что?! — взревел дядя. — Ни за что! Иди спать, умник!
— Отлично, — сказал я. — Ты иди на улицу, а я пошел будить тетю.
— Шантажист, — утвердительно произнес дядя.
— Ага.
— И не стыдишься этого.
— Не стыжусь.
— В отца пошел. Он тоже в детстве обожал меня шантажировать.
— Ну так что? Ты раздеваешься и идешь спать, или мы идем вместе выслеживать воров коров?
Дядя думал целую минуту.
— Я не могу подвергать тебя опасности.
— Хорошо. Тогда боевая готовность отменяется — по постелям.
Дядя снял с плеча ружье. Я пошел к долгожданной кухне.
— Дядь Ром, но ты же все равно пойдешь, я же не дурачок, — произнес я.
