— В другой раз сиди дома, — сказал я ему.
— Да уж конечно! — ответил он. — Хватит с меня и одного раза. Больше ни в жизнь! Господи Иисусе, опять красный!
Стоило какому-нибудь полицейскому засвистеть в свисток, и мне чуть не силой приходилось удерживать Жюло за рулем. Ему хотелось только одного: поскорее вылезти из фургона.
— Куда мы едем? — причитал он. — Почему не остановимся? Нас же схватят.
А еще через пять минут взвыл:
— Все! Стоп! Дальше я не поеду! Ничего мне не надо! Заметут — хуже будет!
Его трясло. Я молча ткнул его пистолетом в бок — так, для порядка.
— Ша, Жюло, не дури. Теперь-то что паниковать! Все прошло отлично. Все о’кей.
— Смотри не сглазь, — всхлипнул он. — Еще не конец. — И истерически закричал: — Ну куда, куда он едет? Покататься решил, что ли? Я больше не могу! Сейчас уписаюсь!
Но тут Леонс затормозил, и мы чуть в него не врезались. Мы были на улице Дерулед в Тюильри. В конце улицы блестела на солнце статуя Жанны д’Арк, а перед ней, спиной к нам, стоял полицейский-регулировщик. Жюло пулей вылетел из кабины.
— Тихо, тихо, — сказал ему Леонс. — Лезь в машину. У тебя такая рожа — кто увидит, сразу побежит вызывать полицию.
Он повернулся ко мне:
— Сейф заперт на ключ. Надо было взять у водителя. Но Крысенок сейчас справится.
Он дал мне прикурить. Мимо проехала пара машин. Одна — «студебекер» последней модели. Мы проводили ее завистливым взглядом.
— Вообще-то, — сказал Леонс, — лучше было бы прихватить сопровождающих с собой. Меньше шума, меньше риска, что кто-нибудь заметит, и еще добрых полчаса выигранного времени, пока не хватится полиция.
— Слушай, а им вроде даже понравилось.
— Им мало платят, вот они и рады отыграться. Я ж тебе сказал: кругом бардак, делай что хочешь!
Мимо проехали двое полицейских на велосипедах. Они болтали, смеялись, на нас даже не взглянули.
Наконец из-за фургона высунулась потная, с прилипшими кудряшками физиономия Крысенка.
— Готово! — сказал он.
Мы перекинули четыре холщовых мешка в свою машину, и я сел за руль.
— Давайте, ребята, жмите! Теперь-то уж совсем глупо было бы…
Мы подъехали к статуе Жанны д’Арк. Я не удержался и насмешливо улыбнулся регулировщику. Все расслабились. Жюло что-то напевал, Крысенок трещал без умолку:
— Чистая работа, ребятки! Браво, Лаки, браво, малыш! Чокнутый Пьеро тебе, Леонс, если хочешь знать, в подметки не годится! А этот легавый с палочкой… Ой, мама, не могу!
Он зашелся смехом.
— А шофер-то, помните, шофер? — крикнул я. — Мы уже уехали, а он все стоял руки вверх!
— Все так здорово, так легко! — вопил Жюло. — Да я готов повторить, когда угодно! Видали, как я фургончик увел?
— Работа — первый класс, — сказал Леонс. — Что твоя Америка!
— Куплю табачную плантацию на Кубе, — не унимался я. — Вот такущие сигары буду делать!
— Нет, ну как я с фургоном-то справился! — все хвалился Жюло. — Хоть бы кто спасибо сказал!
— Ты, кажется, хотел писать, может, остановимся? — предложил я.
— Нет-нет, это не срочно, — испугался Жюло. Мы загоготали еще громче.
В квартиру на улице Принцессы мы ввалились всей оравой. Вандерпут встретил нас в прихожей и бросился на шею Леонсу с криком:
— Леонс! Мой мальчик! Я знал, что ты вернешься! Не оставишь меня одного в нужде!
Получилось очень театрально. В ход пошел даже бесподобный клетчатый платок. Вытерев им глаза, Вандерпут легонько коснулся мешков:
— А это что такое? Что там, в мешках?
И жадно потянулся пощупать.
— Не беспокойтесь, — осадил его Леонс. — Для вас — ничего интересного. Тряпок там нет.
Он захлопнул дверь в комнату и повесил на ручку свою шляпу. С той стороны послышался приглушенный возглас — Вандерпут подсматривал в замочную скважину. Крысенок открыл мешки… И у нас опустились руки.
— Франки! — сказал Леонс. — Вот черт…
Мы молча смотрели на кучу денег.
— Все лучше, чем ничего, — нарушил тишину Жюло.
Леонс кусал губы.
— Обычно по понедельникам и пятницам из Центрального банка привозят доллары. Мне же точно сказали…
— Значит, не точно. Бывает, — сказал Жюло. Ему было приятно взять хоть такой реванш.
— Вот не повезло так не повезло! — сказал Леонс.
— Ну, худо-бедно, миллиончика по два-три на нос наберется, — сказал, чтоб его утешить, Крысенок.