– Туск, напои парня крепким медом и положи в фургон, – сказал Варас, вытирая меч, и потом спросил меня с некой нотой презрения в голосе. – Кошельки пойдешь резать?
– Да, мля! И стрел возьму, – ответил я и наконец вытащил свой меч из тела убитого.
Отыскал томагавк, нет, он мне определенно нравится… потом прошел, куче ранцев и баулов, взял пару вязанок стрел и закинул в фургон:
– Поехали.
Яру тоже не понравилось увиденное, и он разволновался, громко вдыхал воздух и бил ногой, словно уговаривал поскорее покинуть это место. Я отвязал поводья от фургона, перекинул их ему через голову и вскочил в седло.
Рассвело уже пару часов как… мы медленно едем, молча все это время.
– И что ты улыбаешься? – спросил меня вдруг Варас.
– А я улыбаюсь?
– Да…
– Подумал просто, что мы кое-кому изрядно подпортили планы.
– А, ты про это… ну да, верно, подпортили.
– Что там Даук? – спросил я Туск а, повернувшись назад.
– Спит…
– Мало крови парень видел, – сказал Варас, – чего с него взять, сын посадского ремесленника.
– Ну да, – согласился я, – может… может, на заимке его оставим, раз такое дело?
– Может, – пожал плечами Варас, потом посмотрел на меня и добавил: – Умыться бы, не хочется в таком виде появляться у Ласа.
– Долго еще?
– Скоро приедем… давай-ка остановимся, коней напоим, в порядок себя приведем и переоденемся.
– Давай, – ответил я и остановил Яра.
Повесив на жердь борта фургона большой бурдюк с водой за лямку, мы каждый по очереди умылись, раздевшись по пояс. Как получилось, застирали рукава, после чего я достал из ранца чистую рубаху.
– Прибавилось стати в тебе, Никитин, – заметил Варас.
– За то спасибо Тарину и, чего уж скрывать, Чернаве, – ответил я, просовывая голову в ворот длинной рубахи.
Действительно, я не раз про себя замечал в последнее время, что и мышечной массы прибавилось, и резкости, привык к оружию, даже походка, как мне показалось, изменилась… не говоря уже о том, что стал замечать многие вещи, которые раньше я бы и не заметил, не услышал и не увидел…
Застегнул жилет и накинул плащ, выброс адреналина плюс бессонная ночь давали о себе знать – стало немного морозить. Проверив, как закреплено мое снаряжение за седлом, я снова сел верхом, и мы тронулись в путь.
Вдоль проток чаще стали появляться участки густых зарослей желтеющего леса. Проехав одну из проток по добротному деревянному мостику, мы выехали на дорогу, скорее на широкую тропу, которая сначала извивалась параллельно протоке, а затем свернула в уже настоящий густой лес, проехав по которому еще около полутора часов, мы выехали на очень большую поляну с дюжиной разных строений – заимку Ласа.
– Добрались, – устало вздохнул Варас.
Вся поляна была огорожена невысоким забором из жердей, заросших каким-то местным вьюном, широкая тропа шла, петляя, через всю заимку и упиралась в протоку. По обе стороны тропы были строения, в основном деревянные, но был и один каменный дом, у которого играли детвора и женщина. Она увидела нас и пыталась разглядеть, поднеся ладонь ко лбу, прикрываясь от солнца. Это была Чернава, я ее сразу узнал… Она загнала детей в дом, из которого вышла с двумя крепкими мужиками и они все вместе направились к нам навстречу.
– Варас! – крикнула Чернава, подойдя ближе и узнав брата.
Как муравьи, начали выбегать из домов люди… женщины, мужики, дети. Я и не думал, что тут так много людей может поместиться. Пробиваясь сквозь окруживших нас людей, показалась Дарина и бросилась на шею отцу, утирая слезы. Крепко обняв его, она выглянула из-за плеча и, внимательно рассмотрев и узнав наконец меня, всхлипывая, проговорила:
– Никитин.
– Здравствуй, Амазонка, – подмигнул я ей.
Отцепившись от отца, она быстро подошла ко мне, взяла за руку и подняла рукав.
– Да на месте, на месте, – не без укора посмотрел я на нее, – но ты должна была мне сначала объяснить что это значит.
– Тебе наверняка уже объяснили, – важно ответила она.
– Да уж, объяснили…
– Надеюсь, это была не женщина, – она смешно нахмурила брови.
– Нет, не женщина, но что это значит, для меня было большим сюрпризом… мы еще поговорим об этом… позже.