– Вот, теперь ты выглядишь, как многие другие, – одобрительно кивнул Тарин, посмотрев на меня.
– Да, мне самому как-то даже полегчало… Какие планы дальше?
– Дальше… пообедать, а потом пойдем и найдем водницу или повозку, которая нас доставит на заимку моего приятеля, где я смогу отдохнуть и тебя ратным умениям обучить… да и дело там у меня.
– Я смотрю, ты тоже не особо любишь большую компанию… и ужин в комнату, и обед, завтрак в пустом зале?
– Как тебе сказать, неспокойно в последние времена в княжестве Трехречье. Хранители все заговорщиков ищут, князь Палей со своим братом Талием власть делить взялись, хотя я тебе честно скажу, – понизил он голос, – они оба ее не достойны, власти-то… она им досталась после смерти славного князя Васлена. Это он десятилетнюю войну остановил, да не продавали при Васлене воду из чистых колодцев, брал любой, кто хотел и сколько хотел, хоть нищий, хоть торгаш.
– Так, а тебе-то что? Ты что, один из заговорщиков или сам на власть претендуешь, – улыбнулся я.
– Я, Никитин, при Васлене в южных землях княжества был тысячником у воеводы Гаса, – сказал Тарин, еще понизив голос, – а Гас известно, как кончил.
– И как?
– Ты что, не знаешь?
– Нет, я же говорил…
– А, ну да… Воевода не поверил, что славный князь во сне умер, и супротив Палея воеводство свое настроил, но предали его, потом судили… так и сгинул он в подвалах у Хранителей. А все, кто при Гасе войском командовал, как-то странно умирали, то удар кого хватит, то в протоке темных вод нахлебается, а то и в пьяной драке в корчме зарежут. Мне повезло, я ранен был после вылазки икербской, задержался на постое да излечении у колдуньи одной, там меня новости эти поганые и застали. Два лета в предгорьях скитался, не мог в родовой многодворец вернуться, а потом когда вернулся, оказалось, что многодворец наш, и земли все Талию отошли, и родные мои словно сгинули.
– Да уж, а не все так гладко у вас тут. Значит, ты стараешься не быть на людях?
– Это больше привычка, времени-то уже сколько прошло, считай десятое лето идет как в наемниках… уже и не вспомнит меня никто.
– А воду, говоришь, раньше не продавали?
– Нет, не продавали.
– Слушай, а почему в других местах колодцы не копают?
– Так запрещено законом во тьму-то копать…
– Не понял.
– Чего непонятного, нечего тьму беспокоить.
– Ты серьезно?
– Что?
– Ну… эм… про «тьму беспокоить»? – осторожно спросил я, не понимая, насколько серьезно он все это говорит.
– Это наказ предков… нельзя нарушать.
– А как же уголь? Его же копают…
– Так с благословения… Да, Никитин, с головой-то и впрямь у тебя не то что-то.
В дверь постучали, после чего она открылась и Кина вошла с деревянной разноской и большим глиняным кувшином.
– Обед для вас, – поставив все на стол, сказала она.
– Благодарствую, – довольно потирая руки, ответил Тарин, вставая с топчана. – Садись обедать, Никитин, новыми одежами да моими рассказами брюхо не набьешь, а в нашем деле так: есть еда – ешь, а то неизвестно, когда еще доведется.
Пока мы разбирались с обедом, за окном зарядил дождь, хороший такой… плотный с крупными каплями. Тарин подошел к окну, закурил трубку и, выдохнув дым на улицу, сказал:
– Ну вот, плащ-то не зря ты купил…
– Ага, обновлю, – ответил я и тоже достал трубку.
– Протоками до завтрашнего вечера никто вверх уже не пойдет, – Тарин уставился в одну точку – быстро увеличивающуюся лужу у дома напротив, – надо в обоз проситься.
– Это хуже?
– Это дольше и дороже.
– Намного дольше?
– На день точно.
– А мы спешим?
– Нам бы дотемна из каменка уйти, не хочется попусту полдня терять.
– Пошли тогда…
Грязно было лишь в проулке, откуда был вход на постоялый двор, центральная же улица была вымощена булыжником и даже с неким подобием ливневой канализации – небольшие углубления по обеим сторонам улицы. Тарин повел меня к ряду больших сараев на окраине рынка, мы без стука вошли в каменный дом, к которому была пристроена деревянная конюшня. Это оказалось что-то вроде местного «офиса логистики», как сказал Тарин – развозной дом. Тут были и местные «таксисты», и «водители» больших двухосных телег, способных перевозить что-то габаритное и тяжелое, были также и «водители междугородних линий» – владельцы эдаких фургонов времен освоения Дикого Запада, запряженные парой лошадей. Называли их без затей – подорожники. На нашу удачу, три таких фургона как раз собирались отправляться, их нанял какой-то купец, которому надо было уже покидать каменок, но из-за осадков и появившегося течения, протоками он уйти теперь не мог. Купец даже обрадовался, что к нему в попутчики напросились два с виду наемных оружных человека, и он согласился на то, что мы не будем делить с ним стоимость дороги, а побудем временно его охраной, во всяком случае, до заимки Медовой, где была «наша остановка».
