— Что значит: могли?! Я абсолютно уверен, что они так и сделали.
— Тогда давай пошлем кого-нибудь в Российское авторское общество и узнаем точно. Это нам совсем не помешает, — разволновался Элладин.
— Зачем нам кого-то куда-то посылать?! — В бледных глазах шоумена появилось искреннее недоумение. — Я и так все сделаю красиво. Сначала привлеку этих парней к подготовке новой программы, приплачу им чуть-чуть, и они будут счастливы. Много ли студентам надо… А когда программа будет раскручена, мы их выставим за дверь. Вежливо, но решительно. Или сделаем так, что они сами уйдут.
— Молодежь сейчас совсем другая. Это мы были законопослушными, уважали старших. Теперешние студенты могут развоняться так, что задохнешься. И найдется масса журналистов, которые захотят сделать себе имя на скандале с нами. Им только дай повод…
Матусевич брезгливо прищурился. Его явно недооценивали, и это обижало.
— Аркадий, не суетись! Я все беру на себя. И не переживай. С чем к нам пришли мальчишки? С голой идеей? Когда все это обрастет массой деталей, когда игра будет ассоциироваться со мной и с каналом РТ, мы тоже получим авторское свидетельство. А когда завоюем всю страну, тогда их чириканье никто и слушать не станет. Журналистские же сплетни будут выглядеть как грязный поклеп.
Элладин еще раз посмотрел задумчиво в окно.
— Возможно, ты прав, — сказал он. — Старею.
— Значит, ты даешь добро на предварительную проработку программы? — ребром поставил вопрос Матусевич.
— Да. Только пока не афишируй свои планы. Всему свое время. Эта игра и в самом деле может стать бомбой для наших конкурентов. И для большего эффекта пусть она разорвется неожиданно!
Глава 4
Надежды юношей питают
После занятий в университете Сергей, Петр, Инга и Оксана встретились у метро и поехали к Головину, который жил вместе с матерью в просторной четырехкомнатной квартире в районе Старого Арбата. Их дом когда-то принадлежал МИДу, и квартиру в нем получал по линии своей работы еще Головин-старший — как это было принято в советские времена. Впрочем, до сих пор здесь обитало немало семей бывших и действующих дипломатов, дети и внуки этих людей.
Друзья часто собирались у Сергея. И прежде всего потому, что Инга и Оксана вообще проживали в университетском общежитии, где было не очень уютно. Родители же Петра, простые рабочие, имели крохотную двухкомнатную квартирку на окраине Москвы — для большой компании в ней физически не хватало пространства.
А в последнее время регулярные набеги к Головину совершались еще и по той простой причине, что его мама, Татьяна Григорьевна, пользуясь последними погожими осенними деньками, почти постоянно была на даче. Всю жизнь она проработала врачом-терапевтом в районной поликлинике, но два года назад вышла на пенсию и свою неуемную энергию тратила теперь на ухаживания за десятком фруктовых деревьев и тремя грядками с зеленью.
Прошло ровно две недели с тех пор, как Сергей и Петр посетили Останкинский телецентр — четырнадцать бесконечно долгих и нудных дней, в течение которых надежда сменялась отчаянием и наоборот. И они намеревались позвонить Матусевичу, чтобы узнать: принял ли он какое-нибудь решение в отношении игры? Будет ли шоумен заниматься ею или нет? Звонить из телефона-автомата не хотелось, так как разговор мог принять затяжной характер или секретарша долго мурыжила бы их, прежде чем соединить со своим шефом. Поэтому и было решено поехать к Головину домой.
Они как в воду глядели: когда Сергей набрал номер телефона приемной Матусевича, секретарша заявила, что «…у Льва Михайловича важная встреча и освободится он не ранее чем через полчаса». «Хорошо, я передам, что вы звонили, и ваш телефон. Возможно, он с вами и свяжется, — с садистской любезностью пообещала она. — Но лучше уж вы сами ловите его. Он человек занятой…»
В течение тридцати минут четверка друзей пыталась занять себя беседой. Говорили о начавшихся в университете занятиях, о встречах с однокурсниками после летних каникул, о предметах, которые будут в предстоящем семестре, перемывали косточки своим преподавателям. Но обычно благодатная тема в этот раз не развлекала, и все посматривали на часы.
