— А какие пределы разумные? — тут же последовал вопрос. Чувствовалось, что на эту тему она много думала. — Здесь есть норма? Ты можешь ее назвать? Помог трем людям в месяц, и достаточно, да? А остальные ждите следующего квартала — на этот лимит уже исчерпан!
— Ну зачем же утрировать?! Ты прекрасно понимаешь, о чем я говорю. Ты что, не имеешь теперь права на отдых, на личную жизнь? А с мужчинами ты будешь встречаться?
Головин испугался, что она рассердится, однако Инга не удержалась от улыбки.
— Так и знала, что этим ты озабочен больше всего.
— И этим тоже, — с облегчением расплылся он. — А зачем нужно было уезжать из Сочи?
— Я была очень расстроена… — Взгляд ее стал рассеянным. Она вспомнила тот случай. — Может, и в самом деле погорячилась… Трудно объяснить мое поведение, исходя из нормальной логики. Понимаешь, когда тебе звонят со всех концов страны и просят о помощи, невозможно рационально построить свою жизнь. Я просто не могу этим людям отказать. Или помогать только каждому второму.
— Как же они все о тебе узнали? — в который раз удивился Сергей.
Она подумала, поводила носком по земле и сказала печально:
— Когда речь идет о жизни ребенка, люди бывают очень изобретательны… Они вообще становятся какими-то другими. С некоторыми даже тяжело общаться: они начинают льстить, заискивать, им наплевать на чувство собственного достоинства. Бывает, все время плачут, бывает — хитрят… Но все это прощаешь, как только видишь их детей.
— Я уже начинаю жалеть, что сам не ребенок и чем-нибудь не болен.
Теперь уже последовал быстрый, ироничный взгляд снизу вверх.
— Тебя трудновато принять за ребенка. Только вот твое развитие…
— Это дает мне какой-то шанс? — решил Головин воспользоваться удобным случаем. — Может, встретимся завтра, после того как твоя постоялица ляжет в больницу? Погуляем, сходим в кино…
Она долго боролась с собой, прежде чем сказать:
— Нет, лучше не надо начинать все заново. Если мы помиримся, то вскоре опять поругаемся. В ближайшее время у меня намечается очень много дел… специфических. Я знаю, что они будут тебя раздражать.
— Почему же ты так думаешь?! — огорчился он. — Ты можешь хотя бы сказать, что у тебя за дела?
— Никакого секрета нет: мне надо поселить в Москве сразу четырех женщин с больными малышами. Возможно, на очень продолжительный срок. Такие люди буквально привязаны к крупным медицинским центрам, во всяком случае, до тех пор, пока их дети не поправятся или… ну ты сам понимаешь. — Инга отвернулась. — Я пыталась арендовать несколько квартир, но никто из хозяев не хочет пускать к себе временных постояльцев, да еще… — Она не договорила, но все было понятно и так.
— А гостиницы?! Разве нельзя поселить их там? Хотя бы на какое-то время! — воскликнул Сергей.
Она скептически ухмыльнулась одной половинкой губ.
— Очень оригинальная мысль! Я вначале туда как раз всех и пристраивала. Но эти проклятые гостиницы уже съели почти все мои деньги.
— Так ты за все и за всех платишь сама?! — вырвалось у Головина. — Но это уж точно безумие! Это какой-то подростковый максимализм!
Лучше бы он этого не говорил. И без того стройная фигура Инги выпрямилась, плечи подались назад, а взгляд стал холодным и даже надменным. Было такое впечатление, что ей сразу стало безумно скучно.
— А ты думал, в чем заключалась моя помощь? — поинтересовалась она.
— Ну… приютить этих женщин у себя на какое-то время, встретить и проводить их…
Инга полюбовалась зализанными поверхностями «Ямахи» и даже провела по идеальной округлости фары пальцами.
— Классный у тебя мотоцикл. Я никогда не могла так разумно, с такой пользой для себя тратить деньги, — сказала она и, не прощаясь, пошла к себе.
