— А когда книги убирают оттуда в хранилище?! — раздраженно спросил Торопов, все еще не понимая, что придумал друг.
— По библиотечным правилам, книги могут резервироваться не более чем на три дня, а потом их надо как бы перезаказать. Но фактически это пустая формальность: они лежат на бронеполках в течение пятнадцати дней и только после этого вносятся в лист задолженности и подлежат немедленной сдаче. Таким образом, если мы будем хотя бы раз в две недели узнавать, что отложила себе Алтынова, то получим полный список необходимой нам литературы. Эти полки бронирования — своеобразный личный формуляр. Только регулярно обновляемый.
Головин победно оглядел друзей, однако выражения их лиц были довольно кислыми.
— Можно подумать, что к этим бронеполкам — свободный доступ, — сморщила нос Инга. — Наверняка к ним подходят только сотрудники библиотеки.
— Безусловно, — подтвердил Сергей.
— И ты считаешь: кто-то из них скажет нам, что берет Алтынова?
Он развел руками:
— Тут, конечно, придется искать подходы. Но это уже детали. Главное, у нас имеется реальный способ решения проблемы, конкретный план действий.
— А почему ты не попытался подойти к кому-нибудь из сотрудников сразу же? — поинтересовался Петр.
— Потому что, прежде чем это сделать, я должен был получить от вас согласие на добровольный каторжный труд. Нам опять надо будет надолго поселиться в библиотеке. Впрочем, я вам уже как-то говорил и повторю сейчас: если вы откажетесь, я возьмусь за дело сам. Для меня речь идет не просто о том, чтобы выиграть еще полмиллиона, мне важно восстановить справедливость!
— Ну, если речь идет о восстановлении справедливости, то мы, конечно… — скромно протянула Оксана, вызвав дружный взрыв смеха.
Глава 17
Женское сердце — потемки
В течение нескольких дней Головин и Торопов тщательно собирали информацию, необходимую для осуществления их планов. Они подолгу торчали в Российской государственной библиотеке, знакомясь с существующими в ней порядками, сами неоднократно оставляли книги на полках бронирования, наблюдая за работавшими здесь сотрудницами и пытаясь определить: кого можно уговорить помочь им, а кого — нет? Итоги этих кропотливых аналитических исследований подвел Петр.
— Перед нами стоит задача гораздо сложнее, чем я думал прежде, — полным трагизма голосом заявил он. — Ты посмотри, в библиотеке работают одни старухи. Я плохо определяю женский возраст, но всем им не меньше сорока. У них, наверное, даже личной жизни уже нет…
Сергей скептически осмотрел своего друга, давно не посещавшего парикмахерскую. По крайней мере тот мог бы хоть немного пригладить свои рыжие космы. Но последнюю свою расческу Петр потерял минимум лет пять назад.
— Ты что, лелеял планы кого-то из библиотекарш очаровать и таким образом получить доступ к броне-полкам?
— Ну, не то чтобы очаровать… — стал юлить Торопов. — Но надо же поболтать с ними о чем-то, прежде чем переходить к делу. С нашими ровесницами я нашел бы о чем — ты же меня знаешь. — Он сделал какое-то фривольное движение всем телом. — А с сорокалетними — пас! Не обижайся, но придется разговор вести тебе.
— А может быть, все же попробуешь применить свои чары? — не удержался от колкости Головин, который тоже не знал, как им решить необычную проблему.
— Нет-нет! Тем более я сейчас не в форме. Ты же видишь, меня насморк замучил.
Торопов старательно и довольно правдоподобно зашмыгал носом.
— Ну да, когда ты в форме, женщины гроздьями виснут на тебе… Что ж, если наш главный козырь — твое обаяние — исключается, то придется использовать другие способы. А их, собственно говоря, остается два. Первый — это придумать какую-нибудь правдоподобную, слезливую историю, более или менее убедительно объясняющую наш интерес к зарезервированным Алтыновой книгам.
— А второй?
— Подкуп! — веско бросил Головин. — Деньги-то у нас есть, а библиотекарши получают мало — сам знаешь.
Услышав про подкуп, Петр вздрогнул и затравленно спросил:
— И на каком способе ты остановился?
— На втором. Причем конверт с деньгами передавать будешь ты. Обаяние взяткодателю совсем не требуется.