Онежка встала, обворожительно улыбнулась и поклонилась свекрови. Амина удалилась, плотно закрыв дверь, напомнив, что через час будет накрыт стол в летней беседке.
Секунду девушки рассматривали друг друга.
– Сними это! – по-русски сказала Онежка.
Лиза сняла абайа.
– Вот так лучше. А ты красивая! И фигурка отличная, и лицо, что надо!
– Ты тоже красивая, – улыбнулась Лиза.
– Я знаю. Поэтому и не ношу абайа.
– Разве это возможно?
Онежка рассмеялась:
– В этом доме возможно всё. Естественно, когда хозяина нет. Мы все соблюдаем обычаи в его присутствии, но стоит ему уехать, тут такое начинается…
– Мне кажется, что Хаким был недоволен, когда обнаружил, что тебя нет среди встречающих.
Онежка вздохнула:
– Я утром каталась верхом. А когда пришла, то увидела, что мои разбойники искромсали абайа. И где только они ножницы взяли? Представь, если бы Хаким увидел меня в таком виде, он умер бы от стыда.
В это мгновение, как по волшебству, в комнате появились два мальчугана лет трёх, похожих друга, как две капли воды.
– Рамиль и Шамиль, – представила сыновей Онежка.
Через секунду в комнату вбежала запыхавшаяся молоденькая служанка.
– Простите, госпожа! Но они такие шустрые, что я не успеваю за ними. Мне нужна помощница.
– Ладно, – Онежка обняла детей, – бегите играть, а помощницу я тебе найду.
– Они такие славные! – Лиза погладила малышей по кудрявым головкам.
– Ничего, когда-нибудь и у тебя такие будут. А сейчас, если тебе не трудно, помоги мне разуться. Я неудачно упала с лошади и, кажется, подвернула ногу. Только никому не говори, иначе мне запретят заниматься верховой ездой.
Лиза помогла новой подруге стянуть сапоги и осмотрела ногу. Щиколотка посинела и распухла.
– Тебе нужен холодный компресс и тугая повязка. Я с детства занималась спортом и этот вид травм мне хорошо знаком. Через неделю всё будет хорошо.
– Бинты в аптечке, лёд в холодильнике, – проговорила Онежка, удручённо рассматривая ногу.
Искать холодильник долго не пришлось. По равномерному гулу Лиза догадалась, что он стоит в углу за ширмой. Родной «Орск», как напоминание о далёкой Родине, занимал достаточно много места. Над ним на полочке стоял деревянный ящик, выкрашенный белой краской с характерной эмблемой «Красный крест и полумесяц». Лиза чуть не разрыдалась. Сейчас она поняла, как скучает за домом, за своей маленькой шестиметровой кухней, за родителями и даже за несносной Иркой.
Онежка внимательно наблюдала за гостьей.
– Ты поплачь, не стесняйся! Я первое время тоже плакала. Поэтому муж и соорудил для меня эту комнату в стиле моего общажного прошлого.
– Ты жила в общежитии?
– Да. Я сирота. После школы устроилась работать на швейную фабрику, получила комнату в общаге, только на двенадцати квадратных метрах нас жило четверо. А у меня мечта была – поступить в консерваторию. На фабрике я работала по ночам, а утром стояла и пела около Варшавской консерватории. Глупая! Надеялась, что преподаватели обратят на меня внимание и примут без экзаменов.
– И обратили?
– Обратили только один раз. Одна старушка-профессор подошла ко мне и говорит: «Голос неплохой, а дыхание неправильно берёте. Учиться Вам, голубушка надо!» А то я сама не знала!
Лиза туго перебинтовала Онежке ногу и приложила лёд.
– А дальше?
– А дальше однажды возле меня остановился дорогой автомобиль, из него вышел прекрасный брюнет и предложил мне спеть для него вечером. Обещал хорошо заплатить.
– А ты?
– Естественно, отвесила ему такую оплеуху, ты просто представить себе не можешь.
– А он?
– А он извинился, представляешь? Сказал, что имел в виду именно пение, а не другие услуги, что пение – это работа и должна быть оплачена. И петь я должна не лично ему, а в зале Посольства. Вот так!
– Это и был твой будущей муж?
– Да, это был Аслан. Ладно, нам пора появиться на завтраке, а то Амина будет сердиться. Мне только нужно переодеться. Пойдём!
Онежка доковыляла до двери, на которой висела табличка «БУФЕТ работает с 8.00 до 17.00». И распахнула настежь:
– Входи!
– Буфет? – удивилась Лиза.
Онежка махнула рукой:
– Не обращай внимания. Тут полно всяких вещиц, которые вовсе не соответствуют ни месту, ни времени. Просто муж стал собирать для меня любые славянские принадлежности, хотя, если честно, то не понимает, что Славяне разные бывают. Для него что Болгары, что Русские, что Чехи… Словом, всё, что попадается, тащит в дом. Ты представить себе не можешь, что лежит в моём шифоньере: шали, пуховые платки, даже настоящие валенки.
